Модный кодекс (иронический штрих-роман)

Представьте, что вы сняли квартиру в Москве, на Варшавке.

Девятиэтажный дом.

С одной стороны — проспект, вечно жужжащий машинами. Вы первый раз входите в своё новое убежище. Окна смотрят в уютный зелёный дворик.

В квартире ничего нет, кроме встроенной, очень качественной и дорогой техники на кухне.

Выходите в глубокую лоджию.

Она напоена солнцем и счастливо затенена старой высокой грушей. Видно, что дереву досталось лиха за долгую жизнь: ствол обломан и расщеплен каким-то катаклизмом. Но, усыпанное плодами, оно продолжает протягивать ветви прямо к уютному гамаку, подвешенному рядом с ярким, цвета спелой вишни, замысловатым, круглым столом.

Ощущение законченности картины благополучного бытия заставляет вас замереть. Больше ничего не хочется делать. Только расслабленно качаться в этом гамаке под сказочной грушей и в духе «детей цветов» петь голосом польской поп-примы Марыли Родович:

Я лежу под раскидистой грушей, говоря себе в день этот знойный: никого никогда ты не слушай, будь спокойной, будь спокойной.

Много позже, при попытке пристроить очередную стопку пролистанных глянцевых журналов на полочку в кладовке, вы обнаруживаете небольшую очень изящную записную книжку. На чёрной из мягкой кожи обложке золотом, распылённым из баллончика, написано:

 Модный кодекс

 

Конечно, любопытно взглянуть. Открываете…

И вас теряет весь мир. Надолго. Вы, будто, снова попадаете в гамак под грушей.

На вас падают… осадки… в виде времени.

Первая страница отдана цитатам-эпиграфам:

«Если можно всё забыть, Вселенную не стоило и создавать! Вы понимаете меня или нет?» Из романа Б.Зингера «Шоша»

«Рано или поздно надо возвыситься над своим обыденным сознанием и уяснить, что жизнь — постоянная премьера, каждый шаг в ней единствен. Путь открывается передо мной в то время, как я иду».

 

Вы прочитываете залпом страницу за страницей. Понимаете, что это записки о последних днях в переломе между тысячелетиями. День за днём. Событие за событием. Чувство за чувством. Отношения. Разговоры. Впечатления. Музыка.

Закончился век двадцатый. Всего один год, и буднично начнётся третье тысячелетие.

Не знаю, кто автор этого сочинения. Подлинны ли имена? Потеряла хозяйка свой кодекс или спрятала, а потом забыла? Где она? Может, специально оставила: как в сказке — вложила в бутылку важное послание и бросила в море жизни?

Мелкий, летящий, с росчерками почерк очень разборчивый, поэтому никаких проблем с расшифровкой нет. Правда, не всё понятно в череде событий, и, увы, спросить не у кого. Хотя, кто знает, может быть, когда-нибудь…

А сейчас — Премьера.

Действующие лица:

Лилия Борисовна — мама, Павел Андреевич — папа.

Ася — дочка, Аркадий — муж дочки, Марик — сын дочки.

Даня — сын.

Прасковья Фроловна — мать папы.

Андрей Андреевич — отец папы.

Все — Андреевы.

И ещё — Макушка — Асина кошка.

 

6 октября 1998 года

 «Говорят, вот наступит новый год, и всё изменится. Неправда. Само ничего не изменится… Это, лишь, новая дата, с приходом которой, ничего не меняется. Единственный способ добиться каких-нибудь изменений — сделать всё самой».

Вчера вычитала, что фотографии — это надгробные камни умирающим мгновениям жизни.

Я так не думала, — слишком трагично, — но всегда не любила фотографироваться. Последняя увиденная мной «картинка из жизни» привела в уныние, хотя на ней — счастливая я с внучонком, сияющим от удовольствия.

Надо что-то делать.

Может быть, останавливать мысли?

Вокруг кружатся события, разговоры, проекты, открытия.

Может это важно? Для кого? Для тебя, внук?

Музыку слышишь? Отовсюду. Чайковский. Вальс цветов. Моцарт. Маленькая серенада.

И, залетевшая из внешней жизни, главная мысль дня:

«Явлинский сейчас имеет самую чистоплотную экономическую программу вывода России из кризиса».

 

Утро.

Дедушка Павел Андреевич выдёргивает провод из приёмника:

— Опять слушаешь ерунду, лучше бы завтрак приготовила.

Я вихрем взлетаю со стула, сметаю по дороге чашку со стола, злюсь:

— Ты, что, не видишь? Тарелки на столе. Почему тебя всё раздражает?

— Раздражает. Надоела твоя политическая дребедень. Займись домом.

— Домом? А кто зарабатывать будет?

Дедушка смотрит куда-то в пространство, мимо меня. А я не унимаюсь.

— Дом на мне держится. Когда у меня деньги кончились, — помнишь? Мы сколько дней голодали?

В дверях появляется дядя Даня, студент-первокурсник, будущий физик. Он побелел и его голос срывается:

— Когда вы перестанете драться?

Я замолкаю. Наливаю себе кофе. Дедушка, тоже сникший, шёпотом говорит:

— Видишь, что ты наделала?

Оба: папа и сын уходят. Один на работу, другой в институт. Закрыв входную дверь, они в знак примирения сигналят мне дверным музыкальным звонком: «то-ре-одо-ор, смеле-е-е-е в бой…»

Прабабушка Прасковья Фроловна, запирает за ними дверь, неслышно уходит в свою комнату, и замирает там до вечера, когда по тому же сигналу нужно будет идти отпирать вернувшимся сыну и внуку. Ей особенно тяжело понять, что с нами всеми происходит. Почему мы царапаем и раним друг друга?

Сажусь в кресло, и уже окончательно успокоившись, записываю в дневник:

— События сегодняшнего дня:

Третьего и четвёртого октября были митинги у телецентра и дома правительства. Вспоминали расстрел парламента в девяносто третьем году. Теперь готовятся к манифестации седьмого октября. Требуют — в отставку Ельцина.

Трудно всем. Жизнь меняется, принося какие-то новые формы существования и новые слова для их обозначения. Сегодняшний день, например, принёс новый вид бизнеса: «шакалий». По запаху. Стали «по дешёвке выбрасывать» на рынок просроченные продукты.

В Москве — плюс четыре.

Квартиры стоят полторы тысячи «условных единиц» за квадратный метр площади.

Лебедь сказал: «президент должен уйти в отставку добровольно».

Философ Дугин — защищает: «Ельцин сейчас делает доброе дело для России. Нужно поддерживать его шаги по защите Сербского государства. И, вообще, нужно приобрести опыт положительных пикетов. Сейчас — пойти к американскому посольству и установить пикет — за!».

Все говорят о финансовом кризисе. Падение банков.

Умер Ролан Быков. Уходят советские люди. Таких — никогда больше не будет.

Назначили последнего министра в правительство Примакова.

Министр юстиции сделал последнее предупреждение о возбуждении уголовного дела против Альберта Макашова, «допустившего экстремистские высказывания».

По опросу радио «Свобода» москвичи не хотят седьмого идти на митинги: «а что там делать? толку-то?».

Вводится государственная монополия на алкоголь.

Газеты пугают: «Вооружённые силы России готовы выполнить любое распоряжение президента».

Многие предлагают прогнозы на развитие событий в будущем. Как водится, есть два варианта: оптимистический и пессимистический. Первый: «Придёт иностранный банк, потому что никто в наши банки деньги не понесёт. Исчезнут все границы. Работать будем больше. Зарабатывать — меньше».

Второй вариант: «Иностранные владельцы ГКО подадут в суд. Арестуют все счета России, собственность граждан и т.д. Мы останемся ни с чем».

А я? Что я, Лилия, обыкновенная горожанка, москвичка, лет… за пятьдесят, могу сделать?

Для всех — ничего.

А для себя? В этом году? Того, что не сделала в прошлом? Что бы хотела изменить в своей жизни? Готова ли?

«Хороша милость в минуту душевной скудости». Кому я нужна?

 

Ритм

Холодно, минус два, днём — плюс четыре. Осеннее солнце. Я с удовольствием смотрю на мой уютный балкон. Салатовый цвет перил. Рыжие маргаритки — на ситцевом тентике и на подушечке в гамаке.

«Времена не выбирают, в них живут и умирают.… Нельзя тех на этих, как на рынке, поменять.… Не завидуй никому». Это из песен Никитиных.

Событие: «Акция протеста».

Ельцина везут в Кремль на работу. Как ни в чём не бывало.

НТВ показывает «россиян», призывающих всех «сидеть дома и заниматься своими делами».

Профсоюзы, наоборот, приглашают на Васильевский спуск и Болотную набережную. Говорят, что всё пройдет мирно. Невооруженная милиция (даже без дубинок) об этом позаботится.

Радио обозвало сегодняшний день «стачечным». Говорят о «шествии пустых кастрюль».

Даня смотрит на меня с улыбкой:

— У нас в институте сегодня профком призывал принять участие в шествии. Мы поймали своего старосту и спрашиваем — деньги наши получил? Нет? Смотри, не получишь стипендию, пойдём бастовать.

Проблема:

Как заплатить за квартиру, если не платят зарплату?

Дискуссия:

Разговоры об отмене хождения доллара в России, и в связи с этим — печатать или не печатать новые деньги.

Голубушка — нежная радио журналистка Татьяна Иванова под песню Игоря Талькова «Стоп, думай о себе!» — разъясняет нам — «несмышлёнышам»:

— Смотрите, за кем вы идёте. Если вам невмоготу, идите… но смотрите, как нас с вами здорово отвлекают. Отвлекают от необходимости сменить власть. Смотрите, куда нас гонят. Как там наверху начинают суетиться. Вы увидите, как вас будут заставлять делать не то, что вам нужно. Остановитесь. Подумайте, как вы хотите жить, кому вы верите. Нам сейчас навязывают лидера. Не обманитесь. А уж если — пойдёте, будьте конкретны в своих лозунгах. В отставку президента? К какому числу?

И снова — Тальков: «Россия, как ты могла себя отдать на растерзание вандалам»…

Знать добродетели — это хорошо. А как жить по добродетельным законам? Вопрос без ответа ещё со времён Сократа.

Домик в деревне

Сегодня ноль градусов.

Ася, моя чудесная звёздочка-дочка, живёт в крошечной однокомнатной квартирке. Эта норка появилась после того, как «бабуся», Прасковья Фроловна, попросила привезти её в Москву.

Дед, Андрей Андреевич, известный учёный, рано и внезапно ушёл из жизни. Трёхкомнатная квартира в Киеве была обменена на Москву. Расположение — вблизи метро — компенсировало малые площади нового жилья. Потом бабуся переехала к нам, в Асину комнату.

И доченька стала хозяйкой себе, потом — кошке Макушке, родившейся там же, под столом в кухне, потом — мужу Аркадию, а теперь — и появившемуся весной моему внучонку, Марику.

Когда я спрашиваю Асю, какой она видит свою жизнь, как она хочет жить, дочка мечтает: «У меня в будущем есть деревенский домик с живописными видами вокруг…»

Нельзя сказать, что хорошее жилище для неё было несбыточными грёзами. Она собирала деньги. По нынешним ценам и сегодняшним традициям нужно пятьдесят-шестьдесят тысяч долларов.… Почти сорок — уже было, когда среди новых капиталистических радостей для «нарождающегося среднего класса» прошелестел «кризис». Прекратились банковские операции. Деньги, лежавшие в одном из самых благополучных банков, пропали.

Если бы мы жили в другой стране, наверное, это был бы страшный удар. Но нашему человеку, кажется, переживания по такому поводу уже не грозят: бог дал, бог взял.

И возник дерзкий проект:

— Мама, у нас на пятом этаже старушка хочет сдать квартиру. Такую же, как мою. Она с мужем живёт в деревне. Время от времени приезжает за пенсией. Им на эту пенсию в пятьдесят долларов на двоих — не выжить.… Давай снимем.

Я представила. Снимаем квартиру на последнем этаже. Потом меняем Асину и квартиру одинокой бабушки, которая живёт на четвёртом:

— Вот и построим себе домик в деревне.

— С выходом на крышу. А вокруг чудесный сад!

Вчера гуляла с внучонком и присматривалась к двум балконам. А что! Какая идея. Целый блок из двух квартир. Внутренняя винтовая лестница. Двухэтажная терраса. Балюстрада и сад на крыше.

Обитаемые крыши я видела в Израиле. В каждом доме.… Да. Так можно далеко зайти. Домечтаться до солнечных батарей. И — совсем близко — до моей главной мечты о библиотеке «в фонаре». На берегу океана?

Искушение

Даня:

— Вчера я смотрел по «телеку» выступление Макашова, на которого завели уголовное дело. А что ему? Он ведь депутат. Ничего ему не будет. Смотрел я не один. Рядом сидел архитектор Саша и приговаривал: «Сейчас скажет… Сейчас скажет… Вот! Сказал! А «экстремист» в это время заявил: — «Это всё жиды… — они своего дождутся…»

Да. Слышала. Вчера вечерние новости уже сообщали о прогнозе. Ожидается, что в этом году в Израиль уедут евреи, превысив численность эмигрантов девяносто второго года в два раза. Ту эмиграцию называли «колбасной». А новую — как назовут?

Тем временем вчерашняя «протестная акция страны против голода, невыплаченной зарплаты, приватизации и других страшных свершений» прошла чинно, благородно. Манифестанты шагали дисциплинированно, стройными рядами…

Из песни:

— Россия непонятна чужеземным мудрецам. Эта синеокая страна — неразгаданная сказка…

Анекдот:

— Вась, выпить хочешь?

— Нет. Счас не хочу.

— А счас?

Кто мне объяснит, почему не платят пенсионерам пенсию? Как может быть, что у государственного учреждения, у Центрального банка, есть свой собственный пенсионный фонд?! В миллиард долларов. Наверное, им было выгодно обрушить рубль. Ведь этот фонд в один день вырос в три раза.

В октябре курс доллара с шести рублей увеличился до восемнадцати.

Слова:

«циничный президент», «отдали власть КГБ», «народ отвернулся от власти», «все были обмануты сказкой о новой жизни», «никто не говорил, что в России строят капитализм».

Распространяют телефон 1195823. Штаб ДПА.

Виктор Иванович Илюхин обещает прояснить детали протеста.

Основная народная мысль:

«Хватит, Ельцин, уходи, ты уже доуправлялся. Смысл твоей жизни — стремление к неуёмной власти. Ты готов на всё, чтобы её сохранить. Пора начинать восстанавливать социалистический путь развития».

И сегодняшняя песня:

«Не дари мне цветов покупных. Собери мне букет — полевых, чтобы верила я, чтобы чувствовал ты. Это наши цветы, только наши цветы. Полевые цветы, незатейливой красоты».

 

Эфир

Идёт дождь.

Мы с твоим дедушкой, Марик, лежим молча на нашем цветном ложе и слушаем. Звуки струй явственны и красочны на фоне жёлтых деревьев.

Мы счастливы? А что такое счастье? Дом? У нас он есть. Еда, одежда, детки.… Много деток: сын, дочка, а ещё внучонок и муж дочки. А ещё мы — детки друг для друга, да и сами для себя — тоже детки. Самые первичные простые потребности.… Что нас ждёт теперь — из этого же уровня? Помочь Дане учиться, а Асе вырастить Марика.

Я: — Можно поехать, поплавать над Марианской впадиной…

Муж: — Зачем?

Я: — Пощекотать нервы… Одиннадцать километров воды под собой!

Муж: — А если сто метров — не всё равно?

Радио незамысловато отсчитывает события.

Первое интервью Кириенко. Когда он появился, его назвали «киндерсюрпризом». Уже — бывший премьер уволенного правительства.

Есть такая байка: «Поляка спросили, каким лучше быть — лысым или дураком? Тот ответил: дураком, не так заметно».

Павла Андреевича, моего мужа, сегодня можно охарактеризовать словами «живу физикой: и струна звенит, и сам целей». Его не интересует ничего из происходящего. Только работа. Встал в шесть; в восемь — за рабочим столом. Всё. Служит науке. Преданно и постоянно. Не изменяя однажды выбранному делу.

Ну а я собираю пылинки оседающей информации:

Выводы оппозиции:

«Гнев народа должен дойти девятым валом до кремлёвской стены и перехлестнуть её».

Предположение министра финансов Задорнова:

«Курс доллара к январю вырастет до двадцати двух рублей».

Смотрю в окно. Как спокойно.

Радио: «…а вы слушайте, сейчас начнётся самое интересное. Острова нам пригрезились. А к мечте, моя Фрези, я пристать никак не могу. Но Фрези решила, если к мечте не может пристать корабль, то она до мечты добежит. И бежит до сих пор».

Оказывается, фильм «Дети капитана Гранта» был снят по сценарию Галича. Почему я этого не знала раньше? Кажется, его и не было в титрах. Наверное, ошиблись. Радио теперь верить не стоит. Кто там теперь работает?

У Галича  есть  «Вертухай», слова которого часто повторяют: «Каждый шаг в сторону будет, растудыть, рассматриваться как побег».

Фрези побежала к мечте по волнам.

Советы:

Панченко советует Москве «не бить с носка и слезам верить». Его голос из эфира врывается островками понятной справедливости: «…на вас люди сердятся, подумайте и дайте, дайте… что просят». О чём он? О том, что даже Петербург (Ленинград?) об автономии заговорил. О шахтёрах, которых сегодня ночью «выкинули» с Горбатого моста? О неполученной кем-то зарплате?

Я вытащила из книжного шкафа томик Тургенева. Открыла «Дворянское гнездо». И тут же наткнулась на «совет современного психолога». Тётка Марфа: «Женился Федя по любви. А из этих, из любовных свадеб ничего путного никогда не выходит». (Ага! Психотерапевт Михаил Лобковский. Не это ли проповедует теперешним молодым в своих странных, на острие между крайним консерватизмом и либерализмом, передачах? Взрослым о взрослых.) Только в школе нас учили, что Марфа — персонаж отрицательный, и советы её — циничны, прагматичны и для истинной любви вредны. Что ж.

Может и Гедеоновский тогда прав: «Муж всегда виноват, сударыня, осмелюсь вам доложить, когда жена нехорошо себя ведёт».

Слова:

Из радио «Ретро» диктор объявляет: песня «Позвони ему сама» — не оригинальная композиция, а ремикс.

Главный редактор газеты «Известия» сказал: «Наша газета это качественный продукт, и холодные, циничные слова я употребляю сознательно…»

На встрече с генералами Ельцин пристукнул ладонью свою убеждённость: быть президентом собираюсь до двухтысячного года, «вот такая загогулина».

Лобковский учит новым взглядам: «В семье нужно или — принять человека таким, каков он есть, или… — разойтись».

Разговор с сыном в полночь:

— Даня, выключи компьютер. Ложись спать. Сделай это ради папы. Смотри, как он переживает.

— Мама, замолчи. Если не прекратишь, я приму меры…

Актуальный анекдот:

Звонок по телефону приятелю:

— Как дела? — Хорошо. — Извините, я не туда попал.

Проблема не должна мучить. С ней легко справиться: либо её исключить из жизни, либо изменить к ней отношение.

 

Сон

20 октября 1998 года

Приснилось, будто после прогулки возвращаюсь домой с колясочкой. Со мной — брат Асиной подружки Илюша. Но не тот толстый «датишник» в чёрном лапсердаке, шляпе и с пейсами, каким я его, к своему ужасу, встретила в Израиле, а советский мальчишка, лет двенадцати.

Открываем дверь. В малюсенькой прихожей, куда мы обычно с трудом завозим свой экипаж, на табуретке под висящими плащами сидит… вор и… разговаривает по мобильному телефону. Снится замедленная сцена нашего вхождения, и его слова: «Сейчас главный вопрос — социальная защита. Важно найти возможность заплатить налоги без денег. Строить можно бартером: выдавать строительные материалы, передавать цемент»!!!

Так мирно говорит и одновременно вонзает в мою руку нож, я это вижу, но боли не чувствую: изобретаю, что делать. А сначала спрашиваю:

— Что вы к нам ходите? Что вам от нас нужно?

— Да, вы правы, — отвечает, — у вас уже ничего нет. В прошлый раз взял две с половиной тыщи.

Я хватаю висящую на гвоздике кованую художественную кочергу и всю свою силу вкладываю в удары, но бесполезно, он ловко увёртывается. Я вспоминаю, что себя защитить можно криками, и кричать лучше: пожар! Мы с Илюшкой кричим… Но только рты открываются… Мучительно…

Просыпаюсь. Оказывается, включено радио.

«Свобода» интервьюирует Немцова: «Борис Ефимович, а как вы относитесь к новому правительству Примакова?» Ответ: «Геронтократы, которым ничего не удастся сделать. Они по старой советской привычке выделяют кредиты компаниям на продовольствие. Но — ни конкурса, ни гласности. Что это за люди, которым дают деньги на продовольственные резервы? Это те, кто ближе к телу начальства, и они решают свои корыстные проблемы. Просто сейчас — растащат последнюю собственность и украдут последние деньги из бюджета. А Примаков — опытный политик. Он создаёт новый брежневский застой и усидит до двухтысячного года….»

Вечер.

Все наши взаимодействия вращаются вокруг трёх позиций: факт, суждение, чувство.

Есть, правда, ещё одно обстоятельство. Вспомнилось, услышанное когда-то на семинаре психолога Хазина, определение про «галлюцинацию по поводу другого».

Вот сейчас в комнате сидит человек. Другой. Это факт. Он сидит, читает, и мне этот факт неподвластен. Я могу только констатировать — вот кресло, и в кресле….

А то, что я думаю: «это противный человек, портящий мне жизнь», — суждение. Моё суждение. Может существовать противоположное отношение к этому факту. Всё станет выглядеть совсем по-другому: «этот человек посвятил мне свою жизнь, носил на руках, заботился обо мне и наших детях»… Да? Даже так? Так!

Разве можно забыть постоянно появляющуюся проталинку на рукаве моих шубок: мы много лет ходим обнявшись. И его обнимающая рука протирает мех. Как же хорошо мне всегда под этим уютным крылышком!

И самый поразительный факт не забыть бы — у нас с Павлом Андреевичем одинаковая кровь. Когда мы ждали нашу доченьку, обнаружилось, моя кровь «неправильная»: резус-отрицательная. Пришлось выяснять, а какая кровь у папы будущего бэби. Потом на меня приходили смотреть врачи всей поликлиники, потому что, оказалось, в его анализе совпали с моими все показатели. И резус, и группа, и буква! Нам тут же все наперебой стали советовать везде и всегда ходить за руку. Удобно, когда с тобой постоянно запасной резерв жизни. Так что — терпи, Лилия. Тот, кого ты называешь «противным», твой вечный спутник. Никуда ты от него не денешься.

Что я чувствую? У меня слёзы закипают, начинает болеть живот.… Но ведь я не могу убрать (факт) этого «противного» (суждение). Могу только перетянуть шарфом бедную мою голову, проглотить болеутоляющую таблетку. И что дальше?

Всё остальное — галлюцинация.

Галлюцинацией становится его агрессия. Можно сочинить, что она возникает — из-за собственной несостоятельности, страха перед сегодня и завтра, передо мной, детьми; ржавеющей в гараже машиной, невозможностью пообедать дома «как в столовке». А его сжатые зубы — из-за стремления ускорить течение времени: субботнего и воскресного дней, когда он вынужден управлять собственной жизнью, к чему не имеет ни малейшей тяги и умения (суждение?).

Галлюцинация, наверное, даже бред — и те мои мысли, в которых я убеждаю себя: он просто меня не любит, «женился потому, что в Москве хотел жить», думал, всё это как-нибудь обойдётся, а теперь вот — есть жена, какая-то слишком самостоятельная и независимая… Мы прожили вместе больше тридцати лет!

 

Событие

Даня выбросил из окна мой старенький, битый и давно покорёженный дедушкой приёмник ВЭФ «Спидола».

Разговоры:

— Папа, по какому случаю ты принёс торт?

— По случаю избавления от приёмника: теперь мамочка будет нас кормить, а не ерундой заниматься.

Я: — Папе бы найти какую-нибудь тётю, чтобы его кормила.

Ася: — Где же её взять? Да и зарабатывать нужно научиться: без денег кто же его будет кормить?

Я: — Сейчас полно очень хороших, умных, интересных женщин, которые были бы рады, чтобы такой вот чистенький, некурящий, непьющий, обаятельный и ласковый интеллектуал приходил по вечерам и сидел в углу с газетой перед телевизором. Его бы с удовольствием ублажили ужином бесплатно. Ему же ничего больше не надо. Только еда, которая сама появляется на столе. Причём самая немудрёная. Лучше даже, если одна и та же каждый день и в одинаковой последовательности.

Ася: — Наверное, ты права. Я вспомнила, что как раз сегодня рассказывала массажистка. Она со своим ремеслом приходит в богатые дома, где хозяйством обычно заправляет молодая мамаша, только что родившая ребёночка старому «папику».

А его бывшая жена, с которой он молодость провёл,где-то живёт, оставшись одна.

Представляешь? Они вместе в советское время учились, начинали работать, ехали осваивать целину, строили БАМ. А теперь он разбогател, возможно, продавая какое-то госимущество или какие-нибудь гостайны. Женился на молоденькой, ездит с ней отдыхать на Багамы…

Конечно, у его первой жены, надеявшейся уйти на пенсию и коротать с мужем век, — остановился привычно запланированный ход событий. Без угнездившейся в кресле «второй половины» она себе не может найти покой ни днём, ни ночью…

Музыка: «Эхо Москвы» проводит опрос на лучшую тройку музыкальных композиций на этой неделе. Выиграли — АББА, Бони М «Распутин» и Гребенщиков «Сарданапал».

Скажи жизни, что ты хочешь от неё, и случится самое лучшее.

Я преподаю. Мне нравится готовиться к занятиям: читать, размышлять.

Утром тщательно собираюсь. Выхожу из дома, полная энергии и здоровья. Мой путь — проговаривание лекции. В прямом смысле. Вдыхаю свежесть утра, и мысленно… — «Здравствуйте, в прошлую нашу встречу мы разобрали связь между понятиями»… Возле набережной высокопарно отмечаю: «эта мысль будет изложена перед перерывом». И дальше, дальше… У Ленинского проспекта я уже, как сжатая пружина, осталось — развернуться!

 

Подиум

23 октября 1998 года.

Пришёл Даня.

— Мама, звонит Ася, спрашивает, где полпирога с яблоками.

— Я съела, — беру трубку, — Асенька, ты что, забыла, как мы с Мариком вчера ели пирог? Ты кричала, — смотри, Аркадий, что они делают. Марик хватал мою руку с пирогом и вместе с моим пальцем заталкивал его в рот. Все радостно смеялись. Какие претензии?

— В следующий раз, — возражает моя красавица, — будем печь двадцать пирогов, может всем тогда хватит.

Слово «возражает» я вычитала у Тургенева. В смысле — «отвечает». Необычно и очень похоже на манеру моей романтичной дочечки излагать свои доводы.

Мы с ней сегодня обедали в ресторане «Русское подворье». Оставили нашего малыша с папой Аркадием и поели разных вкусностей, запивая их боржомом — «настоящим»! Взяли по пятьдесят граммов «Твиши». Я спросила официанта: «Настоящее „Твиши?“ „Обижаете“, у нас всё настоящее».

Пельмени да вареники с картошкой и грибами они делают отменно. Элегантная обстановка. Фонтан с утками. Танцевальный круг с оркестром. Обслуживают — большие, «в возрасте» мужчины. И — всё такое.

Фантазирую, что у ресторана есть ещё какая-то тайная вторая жизнь…

Мысль:

Мой путь сейчас гладок и ровен.

После лекции я отправилась в театр «Школа современной пьесы». Спектакль назывался «Антигона в Нью-Йорке»: Дворжецкий, Васильева, Глузский…

Я сидела в директорской ложе и обескуражено смотрела, как на сцене прекрасные, известные артисты-аристократы изображали американских бездомных. Что я делаю здесь? Пришла в театр, чтобы посмотреть на дырявую одежду, хлам, свалку? Чтобы послушать ругань, грязные слова? Хлопать не хотелось. Вымученность задуманного, наверное, ещё в догорбачёвское время спектакля, — раздражала.

А я-то хотела окунуться во что-то светлое и прекрасное. Театр, театр… И — павший на самое дно герой: еврей, бывший ленинградец с высшим образованием, и — слово «жид» из уст Дворжецкого… Да ну их…

 

Изгиб

16 декабря 1998 года

Психоаналитики начинают работать со своими пациентами с того, что предлагают обратиться к периоду раннего детства: просят вспоминать наиболее ранние события, оставшиеся в памяти.

Ну и что? Если я сейчас начну вспоминать собственное детство, то действительно узнаю, какие маски на меня надеты? Мне даже трудно представить собственных родителей в то время.

Молодые: им — около двадцати лет. Война. Сорок третий год. Папа — курсант лётного училища…

Сейчас, сейчас. Как они оказались в Куйбышеве (теперь — Самара)? Папа, работая в Москве, посодействовал (О… Он уже тогда мог организовывать жизнь вокруг себя!) своим родителям в переезде в Куйбышев. Наверное, он этим сохранил им жизнь. Его завод переехал на Управленческий, в лагерную зону, туда же переехали бабушка с дедушкой. Кажется, ещё была и прабабушка. Под Киевом, где они жили раньше, их дом разбомбили.

Мамины родители там оказались раньше. Дедушка предложил расстелить на полу карту и выбрать место, куда уехать из Одессы. Бабушка ткнула пальчиком в изгиб Волги. И они тоже, благодаря этому, остались живы. Вся остальная их семья погибла…

Мама была красавицей с огромными голубыми глазами, длинной толстой косой, стройными ножками и крутым станом. Папа — весельчаком, заводилой, рассказчиком. Поскольку я родилась двадцатого сентября, моё существование началось под Новый год.

Может быть, после вечеринки.

В радость, вкусненькое, в сверкающий снег, в ёлку, наряды, флирт…

 

Письмо

Не надо лилий мне. холодных белых лилий.

Вл. Набоков

«Ты меня вылечил, миленький! Спасибо.

Я выкопала из почтового ящика твоё письмо с таблетками панадола и рассказом о легендарном граффити на стенах архитектурного института: «Ушац», «Ушац», «Ушац». Достаточно было представить, как ты принёс и положил в ящик этот конверт, чтобы мой внезапный грипп прошёл.

Заболела я двадцатого сентября. Это дата моего рождения.

В прошлом году, этим днём, я лежала на спине в тягучей бирюзовой воде Мёртвого моря, как в гамаке, заложив руки за голову. На берегу, под пальмами — ждал меня белоснежный «Ниссан». «Весь этот розовый день, волшебным даром упавший мне под ноги, пел стихом книги «Зохар»:

— Белый огонь над ликом вод…»

Понравившийся тебе перламутровый браслет — из того дня.

«Метафизика первоначал. Бескомпромиссно-плотный ультрамарин».

«Море Эллады, рассказывают, так же, как и Мёртвое море, держит в своей воде тело… или часть? По легенде — отсечённый противником в бою член бога-отца долго плавал в Эгейской воде, одеваясь пеной, пока из неё не возникла дочь красоты»…

Античная гибкость Афродиты и дни сентября…

Двадцатое — день рождения девы Марии.

Сейчас сяду за руль и закружусь восхитительными дорогами, проложенными по Библейской Земле…

И были — открытые для меня двери, за которыми мне верили и искренне меня ждали.

И был ужин за длинным столом с жемчужной скатертью. Рядом со мной улыбался папа. Загорелый, в светло-голубой шёлковой рубашке и белых брюках. Я украдкой поглаживала его красивую, седую голову.

На мне было очень длинное золотистое, греческого покроя платье — из тончайшего прозрачного льна. И мягкие белые лодочки на шпильках.… Те самые! Помнишь?

Цветы, фрукты, сладкий воздух, пена из шипучих бокалов… Осколки эротической раковины на моём запястье.

Всего год прошёл. А как давно это было.

Мама приехала в Москву уже без папы. Она здесь себя чувствовала чужой. Постоянно повторяла: «Хочу домой». Когда я возмутилась: «Как же так, мама, ты там прожила совсем немного?». Она ответила: «Прожила немного. Но дома себя почувствовала только там. Ну что я сделала хорошего Израилю, чтобы он обо мне так заботился? И пенсия, и квартира, и любая нужная мне поддержка… Хочу домой. Мой дом уже там. Где остался в земле папа…»

Вчера я отвезла её в аэропорт.

Когда мы расцеловались, она уже за таможенным турникетом, произнесла странную фразу, из которой я поняла, что ты с ней встретился. Хороший такой… Правда, судя по её тону, ты на меня жаловался. Не было времени расспросить.

Не жалуйся, любимый. Не ищи поддержки в моих родных. Не плачь. Наступил новый день, в котором мы больше не вместе. Так надо. Всё закончилось. А то, что было, — никуда не делось. Оно живёт в нашей памяти волшебной сказкой, рассказанной нам с тобой жизнью. Я тебя люблю.

Твоя. Навсегда. Лэолам.»

Письмо — без даты. Затерялось в «душистой духоте» старой сумочки. Моя поездка в Израиль. Потом — приезд в Москву мамы «…А лилия ничья…» Как быстро всё забывается.

 

Самая длинная ночь. Самый короткий день

22 декабря 1998 года

День зимнего равноденствия. 16 градусов мороза, гололёд. Вчера шёл дождь.

Слова:

«Снять с газет перехмур». «Обстябать можно всё». Словарь «новояза» всё пополняется.

Сегодня продали два процента «Газпрома» за доллары. Первые 600 миллионов долларов пообещали отдать на пенсии и зарплату.

Обещают повысить с первого апреля пенсии. Курс доллара — 20 рублей 64 копейки.

Ася в воскресенье организовала Дане празднование восемнадцатилетия.

Я осталась с Мариком, а она вместе с Аркадием с утра съездила на рынок. Потом рассказывала:

— Гостей Даня позвал к часу. Я на рынке — в одиннадцать часов. Ужасно нервничаю, ничего не успеваю.

Приезжаю, меня встречает заспанный Данька. «Я, — говорит, — не выполнил твои поручения, проспал».

Бегу в магазин за свёклой и морковкой. Уже двенадцать тридцать.

Я гуляла с внучонком и продолжала выслушивать Асины отчёты по радиотелефону:

— Доченька, ну как?

— Докладываю. Помыла пол, Даня нарезал овощи. Сделала красивые салаты из свеклы, моркови, изюма, чернослива, орехов… Вытащила из твоего ящика красивые тряпочки, украсила столы, диван. На ковёр положила подушки. Всё — как ты говорила. А ещё Аркадий сходил за куриным филе и напитками.… Сейчас отдыхаю.

— А где папа?

— Он сказал, что не хочет участвовать в «пире во время чумы». Побрился, надушился и ушёл.

— Замечательно. Может, развлечётся, а то у него «чума» уже много лет не проходит.

Ещё телефонные разговоры:

Бабуся: «Асенька взяла вилку, и отправилась к гостям, чтобы тоже всего попробовать».

Даня: «Среди гостей была моя Анечка. Асе она понравилась».

Я: «А Ася ей понравилась?»

Даня: «Ася всем понравилась. Разве может моя сестричка кому-то не понравиться? Она — совершенство!»

События:

Варшавское шоссе, 170.

По понедельникам меняют водительские права. Новый ажиотаж. Заменить их важно до первого января двухтысячного года. Менять нужно и номера машин. Ужас! Следует написать заявление, заплатить сборы, предъявить машину… Снова какие-то непроизводительные действия, отнимающие просто так, по чьей-то прихоти, время моей драгоценной жизни. Всё-таки вождение машины совсем не женское дело. Скоро морозы, и мне опять придётся носить с собой ломик, чтобы откапывать ворота гаража. И оттаивать зажжённой газетой замёрзший висячий замок. И «прикуривать» аккумулятор. Так хочется не думать об этом. Уткнусь лучше в подушку и послушаю музыку.

Второе событие, которое обсуждается везде: в казначействе президента обнаружился «ещё один злодей». Роман Абрамович. «Подозрительно — опять еврей». Конечно, Березовский уже всем надоел. Сколько можно о нём говорить? Сколько будет жить мысль, всеми овладевшая, что Россией тайно управляют евреи. И хорошо бы поскорее поняли, что эти евреи и не евреи вовсе. Ну какой же Березовский еврей. Родился в России, говорит по-русски. Так кто же там дёргает за сценой ниточки?

Помню, уже кто-то предлагал в шахматные фигуры добавить фигуру дракона. Чтобы она оставалась за доской и вводилась в критические моменты на игровое поле.

Я дома. Собираюсь уходить, верчусь с удовольствием перед огромным — во всю стену — зеркалом в прихожей:

— Как хорошо выгляжу! Никогда так себе не нравилась, как сейчас. Смотрю в зеркало и любуюсь собой.

— А ты куда? — бабуся всех провожает и встречает.

— Поеду, погуляю с внучонком, потом в спортзал. Как сегодня говорят: покачаюсь, «оторвусь» на тренажёрах. Столько энергии накопилось. Хочется ею с толком попользоваться.

Внучонок ползал по расстеленной на полу простыне. Ася принесла белую вязаную шапочку, надела на него. Выбившиеся локоны вокруг круглой мордашки похожи на пейсы.

Я: «Ну-ка сфотографируй меня с этим… «еврейцем».

Слово придумал мой племянник, когда закричал, впервые увидев чернокожего мальчика: «Мама смотри, там евреец».

По дороге в спортзал зашла в магазин и заказала очень дорогие очки фирмы «Рокко Барокко».

— Будет мне подарок к Новому году.

— Вы в них очень привлекательная. Хотя и без них замечательно выглядите.

Продавщица оптики замкнула своим высказыванием сюжет.

 

Светский протокол

23 декабря 1998 года

Киска брысь, птичка кыш, научись ходить, малыш.

В самую длинную ночь года приятно думать о праздниках.

Новый год можно провести в Мексике или Таиланде. Обещают потрясающие скидки.

Мне Дед Мороз подарит очки в футляре — раз. Схожу, посмотрю, не продали ли картину, которая мне понравилась, — два. Я влюбилась в неё сразу. Значит — её задача «дополнить меня до целого».

В модной теории об энергосистемах человек, нашедший «самонастроенный себе» объект культуры, всё время будет находиться с ним в контакте, получая большой заряд положительной энергии. При этом от него ничего не будет требоваться взамен. На работу в музей меня судьба в своё время привела, я думаю, именно подкормить мою, тогда слабую, нестабильную энергосистему.

Зато теперь моя профессия требует силы и стабильности. Во мне этого достаточно. И будет всё больше и больше расти. Я избавляюсь от мелочных чувств и суеты.

Обстановка:

На российском радио повелось по-хамски обращаться со слушателями.

Новая затея — «слушатель в прямом эфире» — привела к немыслимым раньше диалогам:

— Ну — нельзя же так говорить. Эфир, ведь не ваш родной дом, где вы можете распускаться как хотите.

— Эфир как раз мой дом, это моя радиостанция, и я буду здесь говорить так, как хочу, а вам не нравится, отключите.

Это ещё самый мягкий вариант на «первом демократическом радио» «Эхо Москвы», причём в исполнении интеллигентного и мудрого Венедиктова, ещё по сей день работающего в школе учителем истории.

А вот как эта же тема звучит на радио «Серебряный дождь». У Садальского, «одинокого шута», рубрика называется «Обсиранс». Звуковое сопровождение передачи — звук сливающейся в унитаз воды.

У Гордона, «шокового психотерапевта», целая передача называется «Хмурое утро». Сегодняшний диалог:

— Солженицын просто дурак. Как это — отказаться от присуждённой награды?!

— Ты, Гордон, не смей трогать нашего писателя.

— Вот, г-но собачье, теперь он — «их писатель»!

— Ну как так можно? Говорить в эфир «фак»… Обзываете всемирно известного писателя дураком. Извинитесь. А то — мы выключим вашу станцию, и не будем слушать.

— Так, так… Я — буду говорить то, что считаю нужным. Могу повторить: фак, фак — да ещё и с добавлением — ю. Извиняться не собираюсь, могу ещё раз сказать, что Солженицын — дурак. Какая разница, кто даёт награду. Кто такой Ельцин? Да его забудут скоро, а Солженицына будут помнить. Вам скажу: выключайте радио, и ещё один идиот перестанет меня слушать.

Для определения сегодняшнего жизнеустройства сочинили слово «дэрмократия». Символом для этого термина стало то самое «… собачье», что лежит сейчас на всех дорожках и лужайках. Просто настоящим всенародным развлечением стало ежедневное выгуливание собак по их естественным нуждам для всеобщего обозрения.

Понервничав немного, — гулять стало противно, на каждом шагу по излюбленным тропинкам на это всё натыкаешься, — я сочинила, как от таких впечатлений избавляться.

Москву превратили в собачье отхожее место? Ладно. Встречаю такую милую пару: человек и собака — «в процессе», — превращаю человека в цветовое пятно, а попавшую в поле зрения собаку с её «золотопроизводством» — в мухомор.

Воображение, поработай на меня!

 

Первые лица

25 декабря 1998 года

От Варшавки до «домика в деревне» обычно лечу окрылённо. Каждое движение — радость. Сейчас увижу внучонка.

Открываю дверь, на диване ножки в оранжевых штанишках.

Ася: «Бабушка! Марик, бабушка-красавица явилась».

Я: «Марчонок, агу. А-а-а-а…»

Высовывается мордашка. Мой котик голубоглазый. Асенька-крошка. Звёздочка. Не могу отделаться от ощущения, что Марик — это она, моя дочечка, снова малюсенькая.

Или… — я? Когда мне в роддоме первый раз показали доченьку, я её… узнала. Уже видела эту девочку с надутыми губками на всех моих детских фотографиях… Потом я всё ждала, когда она откроет глазки. У папы глаза карие. Она открыла — мои! Голубые!

— Марик, как же ты похож на свою мамочку. Голубые глаза, копна очень светлых русых волос, славянская мягкость…

Ася собирается на работу, давая указания:

— Ребёнок накормлен. В обед дай ему паштет. Аркадий накупил, выбирай. «Токи», «Чикен», «Вил». «Вил» — это телятина.

Не сразу привыкнешь к новым названиям детского рациона, но я храбро заявляю:

— Приготовлю телятину с картошечкой…

Мальчик — как записала в его карточку невропотологиня — гулит и улыбается. Настроение у него отличное. Ползает — забавно. Высоко поднимает спинку и подтягивается на сложенных вместе руках, вернее, на предплечьях. Ладошки ещё не держат. Любопытство вызывают провода, шланги, ремни, тапочки. Направление движения выбирает решительно — в самый опасный участок.

Потом мы гуляем. Засыпает с сосочкой, которую я вынимаю уже на улице. У моих детей никогда не было сосок. Но теперь молодые не признают все наши аристократические предрассудки и к воспитанию относятся проще. Соска? Ну и что?

Бродим по асфальтированным тропинкам между домами. Стараюсь смотреть на верхушки деревьев и плывущие облака. Чуть ниже спустившийся взгляд попадает в поле беды. Сломанные ветки, висящие на них тряпки, ну а ниже — дэрмократия. Это прогулку отравляет. Но ведь я учусь с раздражением справляться?!

Приходим домой, я завязываю вокруг талии шаль. Внучонок — в шали, как в кармашке. Работает вместе со мной. А я варю обед.

Знай, внук! Мне очень нравится, когда мужчина без комплексов справляется с хозяйством. Варит, чистит, украшает вокруг себя жизнь. Ты ведь будешь всё уметь делать?! Не зря везде протягиваешь ручки: я только успеваю подсовывать им безопасные предметы. У меня правило — слежу, что происходит вокруг тебя в диапазоне трёхсот шестидесяти градусов на расстоянии ловко выброшенной тобой вперёд загребущей лапки. Всё равно какой: задней или передней.

Ест малыш с ложечки, урчит, любит держать в ручке хлеб или сушку. Пытается запить съеденное пюре из чашки. Плохо получается. Всё «пальто» — как мама называет его рубашонку — залили.

Играем в театр. Связали вместе разноцветные колготки и привязали к перилам кроватки. Это театральный занавес.

Главный артист — Матаня. Забавная с мотающимся ухом собачка. Любящий всё яркое папа, купил сыну артистично разукрашенного пёсика, будто одетого в костюм паяца.

Матаня исполняет частушки.

Про зиму:

— Кабы не было зимы, не было б мороза. Меня Матаня целовал. Я цвела как роза. Эх!

Про весну:

— Кабы не было весны, снег не таял бы совсем. Мне Матаня изменяет. Говорит: «Люблю я», — всем. Ай!

Ещё про весну:

— Кабы не было весны, не журчали бы ручьи. Мой Матаня выпил водки и спросил детей: «Вы чьи?»

Про лето:

— Кабы не было бы лета, не было бы травки. Мне Матаня изменил, убежал к Чернавке. Ах!

И — про осень:

Кабы осень не пришла, ливня не было б с утра. Мой Матаня отдыхает, нагулялся он вчера. Э-эй!

В репертуаре Матани много песен.

— Кабы не было бы утра, солнце вновь не засияло. Мой Матаня не зашиб бы по МатАну на два балла.Ай-яй-яй!

Домой возвращаюсь поздно. Дедушка уснул в одежде, голова под одеялом, а ноги в брюках высунулись.

Два часа ночи. Входит Даня с учебником по МатАну в руках.

— Папа…

— Папа спит.

— Он мне нужен.

— Но ведь уже ночь. Ты помнишь, сколько папе лет? Ему уже вредно не спать ночами.

— У меня завтра экзамен.

— У тебя экзамен, а не у папы.

— Кто же мне поможет?

Папа уже проснулся:

— Что ты хочешь, Данил? — папа готов сделать сыночку что угодно и когда угодно. Впрочем, ко всем моим институтским экзаменам, а потом и к экзаменам дочки готовились только с папой. Когда Даня закончит учиться, получится, что у папы будет четыре высших образования…

Только в эту ночь его добротой, кажется, злоупотребляют. Потому что сын неожиданно начинает долго описывать своё сиюминутное открытие:

— Понимаешь, нам лекции читали, начиная с главы, которая в учебнике — последняя. А последняя тема — в экзаменационных вопросах напечатана первой…

Наше сокровище очень увлечённо рассуждает так ещё долго. И уходит к себе со словами:

— Ты, папа, ночью проснёшься, заходи ко мне, может, что нужно будет…

— ???

О, если бы преподаватели ставили пятёрки за знание оглавления в учебнике и за такие «свежие» открытия, какие делают часто наши гениальные детки!

 

Ты едешь на бал!

1 февраля 1999 года.

Прошёл январь последнего года перед двухтысячным.

Ух. Какие цифры! 1999! 2000!

Неужели Земля принадлежит мне в такое сказочное время? Совсем ещё недавно всякие, описываемые приключения из будущего помещались фантастами в двухтысячные года. И вот я могу наблюдать своими глазами прорастающие сквозь уходящее тысячелетие события.

С первого января дёргаю себя: «Надо записать, надо вести ежедневник. Каждое слово, каждое дело, любая мысль в эти дни — ценны, экзотичны и умопомрачительно интересны»

Рассказываю:

Сначала — празднование Нового года.

Настоящую ёлочку в полтора метра поставили в Асиной квартире.

Раскрыли коробку, а в ней — мои игрушки. Я их покупала, когда была маленькой.

В магазин на Красной Глинке привозили по три, четыре вида образцов. И они по нескольку экземпляров каждый год пополняли коллекцию:

— Знаешь, доченька, как сердце колотилось, как глаза лучились восторгом, когда я, зажав рубль, бежала за очередной «клубничкой» или «домиком».

Так, радостно приговаривая, разворачивала, бережно переложенные папиросной бумагой, мои бывшие сокровища:

— Вот они! Мальчиши-Кибальчиши, все четыре, не разбились. Фонарики, совы, красные шапочки, звездочёты, сосульки… Кукурузы! Космонавты: эти уже позже появились… Дожили до ёлочки для моего внучонка.

В сегодняшних магазинах продают зарубежные изысканные дизайнерские шары.

Ася:

— Не наши. Всё это — из чужой культуры. Рождественские. В Советском Союзе не рождество праздновали.

У нас, на Варшавке, Даня поставил искусственное дерево.

Роскошное. Но для новогоднего аромата нужно подкупить живые веточки. Украсил сам, накупил открытки и упаковку для подарков…

Это был первый Новый год в нашей семье, когда подарков было мало.

Павел Андреевич, снова высказавшись: «пир во время чумы устраиваете», устранился от всякой праздничной суеты. И я, подтвердив, что не первый раз это слышу, накупила разных мелочей. Это Асе, это Дане, а, впрочем, — положу всё под ёлку в один подарочный мешок — пусть разбирают сами, кому, что.

Среди подарков — живой цветок в горшочке — «рождественская звезда»: из густо-зелёных листьев звездой прорастают — алые.

Готовили разносолы и вкусности у Аси. Потом все продукты для стола сложили в сковородку, кастрюлю и ведро. Собрали младенца, и около восьми вечера сели в машину Аркадия.

Суета и обиды начались, как только мы устроились поудобнее. Аркадий принёс коляску. Ася не выдержала:

— Почему я должна сидеть, зажатая всем этим барахлом, а ты ещё вталкиваешь сюда грязные колёса?

По-моему, она уже собралась плакать. Выглядело удручающе. Мадонна сидит с ребёнком, укутанным в шубу на заднем сиденье модно удлинённой Нивы, «крутого советского джипа», а папа пытается всунуть туда ещё и очень объёмную с огромными заграничными колёсами коляску. Прямо ей в колени.

— А почему ты её не кладёшь в багажник?

— Он не открывается.

— Понятно. Ну почему я должна терпеть этот неоткрывающийся багажник? Ты знал, что повезёшь семью? Почему не починил? Мы целый день суетимся, стараемся всё предусмотреть и сделать. А — ты …

«Безответственный» папа, понимая, что ему ещё много «справедливых» претензий можно предъявить, быстро находит выход. Хватает коляску и со словами: «Обойдёмся без неё», убегает домой.

Новые страдания кормящей матери:

— Почему так долго? Он там что, читает газеты…

Мне очень легко представить, как Аркадий, чтобы успокоить себя, с отчаянием хватает первую, попавшую ему на глаза газету и зачитывается. Поэтому я начинаю петь:

— В лесу родилась ёлочка. В лесу она росла…

Вернувшийся хмурый Аркадий подхватывает:

— Маленькой ёлочке холодно зимой…

Слова «весело, весело встретим новый год» кажутся особенно актуальными в этот момент и все уже поют и улыбаются. Марик тоже что-то радостно лепечет. Машина нагрелась. Падает снег. Отъезжаем.

Стол накрыли в комнате Дани.

Пекли по бабусиному рецепту и украшали фруктами пирог. Пили шампанское. Поставили самовар. В половнике над верхушкой самовара разогрели ароматный французский коньяк, подожгли. Прозрачными, небесно-голубыми языками пламени полили пирог.

Счастье — это вся семья в сборе!

 

Кольца

…«Помню руку.
Каждое на ней кольцо»…

Ночью первого января внучонок спал рядом со мной на тахте. Ася и Аркадий — в комнате Дани на полу. Утром они собрались и уехали: вечером забрали мальчишку. На другой день я заболела. Но решила — не поддамся. Кто в доме хозяин? Лечила себя ванной. Горячая вода — холодная, горячая — холодная. Содовое питьё… Тренировка для отказывающихся служить сосудов и нервов.

На улице холодно, но сама бегу за лекарством. Все аптеки закрыты: сажусь в трамвай, еду в дежурную. Тоже закрыта. На следующий день — снова те же «процедуры» — и опять поход за лекарствами… Аптеки закрыты.

Три дня спустя позвонила Ася:

— Мама, я у вас забыла своё обручальное кольцо. Снимала, когда мыла посуду. Помнишь, то — с бриллиантиками. Оно мне очень дорого. Его Аркадий подарил на день свадьбы, когда родился Марик.

— Я сейчас посмотрю. Куда оно денется.

Но кольцо исчезло. Перерыли всё. Заглянули во все возможные места. Снимали полку — может, в щель закатилось — нет, не нашли.

В очередной их приезд к нам я достала из шкатулки золотое колечко. С большим, лучистым, богато огранённым, чайного цвета топазом. Драгоценная прозрачная капелька утренней росы, с особой внутренней игрой солнечного света, была подарена мне на свадьбу Прасковьей Фроловной.

— Асенька, надень. Это кольцо носила ещё твоя прабабушка.

Павел Андреевич одобрительно покивал и добавил:

— Оно не простое. Царское золото, самой высокой пробы.

Итак, я подарила дочери свадебное кольцо: семейную реликвию, призванную передаваться из поколения в поколение по женской линии…

А через неделю сняла своё — обручальное. Привязала к атласному бантику и повесила на крючочек над тахтой.

Смотреть на него отдельным от себя было странно. Эта изящная плоская ленточка золота столько лет создавала вокруг меня ореол кастовости. Замужем. Это — знак благородства и достоинства… И — зависимости? Попробую считать себя свободной… Кольцо не хотело сниматься. Вросло в меня. Но я его — «мылом, мылом»…

А вчера зашла в ювелирный магазин, подобрала пару чернёных серебряных колечек. Примеряя, сообщила продавщицам — палец после ношения широкого обручального кольца как чужой.

Короче — «шея без ошейника мёрзнет».

Марик сразу заметил новые колечки на моём пальчике. Эти снимаются легко. С ними можно играть.

 

Америка

Когда меня спрашивают: «Как поживает Асенька?», я при всех прочих рассказах о её успешных творческих работах, сообщаю, что она вышла замуж за американца.

«Американец» — это Аркадий, вполне советский юноша, москвич, с которым она много лет дружила, пока он не уехал в Америку. Его судьбу решили родители. Перебрались за океан, хорошо там устроились. Купили дом, машину. Завели новые привычки: фитнес-клуб, путешествия, дружеские встречи. Получили всё, о чём здесь и не мечтали. Потеряли, правда, статус советской номенклатурной интеллигенции. Мама в Москве всю жизнь была уважаемой министерской дамой. Там — стала «бэбиситтером». Устраивает праздничные столы и развлекает чужих детей за деньги. Папа перешёл в ранг рабочего, чинит светофоры. Но их это устраивает.

Аркадий начал учиться, купил машину, завёл подругу. И, вдруг, вернулся в Москву. Решил жениться на Асе и увезти её… в мир больших возможностей.

Но столкнулся с непонятным ему сопротивлением.

Ну что здесь хорошего? Он, крупный высокий мужчина, ютится под низким потолком, в крошечной «хрущёвке», с женой и сыном. Попытки организовать «цивилизованный бизнес» наталкиваются на двойное дно каждого дела. Ему всё это не нравится, и он стонет:

— Я пожил уже здесь, как ты хотела. Теперь поехали в Америку и будем, наконец, жить как люди. Смотри, как благополучен мой младший брат. Неужели тебе не завидно.

Асе не завидно. В Америку она не хочет:

— Кем я там буду? Сараи проектировать? И не хочу я, чтобы мне, как беженке, предоставляли квартиру, покупали мебель, вещи. Всё это унизительно.

Правда, под давлением мужа, выправила бумаги, довольно легко проходя все этапы собеседований в американских учреждениях. Молодого успешного архитектора, ни в чем не нуждающегося, кроме — как они это понимают — свободы, приглашают к себе с удовольствием.

Погода в январе была тёплой. Около нуля. Московские начальники распорядились залить катки на время детских каникул. Такой каток появился и во дворе, где мы гуляем с нашим мальчишкой.

Мы решили — грех этим не воспользоваться. Ася купила себе ботиночки с фигурными коньками. Я принесла свои, давно забытые на антресолях. И….

Выходим с колясочкой. Моя дорогая куколка переодевается и выезжает на лёд. Я прогуливаюсь по краю катка, жду своей очереди, и переживаю ностальгический восторг.

— Я опять наблюдаю за Асиными упражнениями на льду, как в её детстве: красиво, глаз не оторвёшь. Сколько часов я провела у бортика катков в Асиных тренировках, соревнованиях, награждениях. Все её грамоты и медали до сих пор хранятся в заповедном ящичке памяти.

Расти, Марик… Наши с тобой тренировки ещё впереди… А в Америке кататься на коньках можно будет?

К Асе подкатила девчушка, лет десяти:

— Ты так хорошо катаешься. Можно я поеду с тобой рядом?

— Давай!

— А можно я возьму тебя за руку? Я пришла с дедушкой. Видишь, вон стоит там возле скамейки. У меня мама — юрист, всё время работает. А ты работаешь?

— Сейчас нет. Кормлю малыша.

— Да. Дети — это хорошо. Я тоже заведу детей. Но мужа после этого выгоню.

— Почему?

— Да ну его. Ещё запьёт…

— Почему ты так решила?

— Я же вижу, что от мужчин никакого толка. Слоняются целыми днями, пьют, курят. От них грязь и морока.

— Ты, однако, — эмансипэ!

— Да нет. Просто современная. А тебе сколько лет?

— Тридцать.

— Да-а?! Тогда, наверное, глупо тебя спрашивать, в каком классе ты учишься.

 

Примерки

7 февраля.

Тепло, идёт снежок крупными хлопьями.

«Дорогие товарищи, у нас всех одно мнение. Так жить, как мы живем, не могут даже рабы. Весь народ хочет дать отпор эксплуататорам. К новым свершениям! Наша Родина была и есть — великий Советский Союз».

Такое обращение «Союза Советских офицеров» услышала, проснувшись.

Зашёл Даня, сел в кресло и многозначительно произнёс:

— Да, плохо пить водку с наркоманами.

— Ты о чём?

— Последний экзамен сдал.

— Хорошо, замечательно, поздравляю! А при чём здесь наркоманы?

— Ну, после экзамена, там двое…. та-та-та… позвали меня, сказали: «покурим» и стали «травкой» набивать трубки.

Я хоть и не курил, но, кажется, надышался… потому что, придя в буфет, вместо кока-колы купил водку…

— Ничего не понимаю, что за бред.

— Мама, просто, я обнаружил, у какого огромного количества людей в душе только слизь, такой — сгусток слизи.

Вчера встретил своего бывшего друга. Он предпочёл меня не заметить. Никому нельзя доверять. Никого нельзя назвать другом. Будто ни дружбы, ни любви не существует вовсе.

Сейчас понял: для меня самые дорогие люди — это ты, папа, Ася, бабуся. А все остальные?..

— Если бы я знала… Думаю об этом всё время. Уже куча мала в голове из самых разных построений. Одна мысль мне нравится: все те, которых ты назвал «остальные», — хорошие люди. Плохих — не бывает.

— Ну да! А как же — преступники? Подлецы? Они тоже… хорошие?

— В том то и дело, что никто, глядя на себя в зеркало, не говорит: «Какая же я мразь!». То есть, конечно, произнести это можно, но в глубине души живёт другое: «Люди, смотрите, какой я хороший, нежный, добрый, забавный… И, когда вам не нравится то, что я делаю, на это есть причина».

Понимаешь, Даник, «причина»… слово — ключ. Твой друг тебя «не узнал»? Ты здесь — ни при чём, потому что у него, наверняка, есть «причина». Единственное, что в таком случае стоит сделать, — это отойти подальше от человека, рядом с которым стало неуютно. Найдутся люди одних с тобой интересов. Двери откроются… Как ты считаешь?

События:

В Дагестане убили двадцать милиционеров.

В Иордании умер король Хусейн — почитаемый и любимый всем народом.

Звонит Ася. Из автоответчика — её певучий голос:

— Алёё, возьмите, пожалуйста, трубку. Алёё…

Я слушаю, как моряки, на корабле Одиссея, слушали голоса сирен — чуть глаза не закатываю от удовольствия. Ася повторяет свои сладкие — алёё — и кладёт трубку. В автоответчике: —Ту-ту-ту-ту…

Перезваниваю:

— Доченька, взяла трубку. Что?

— Мы гуляем в парке. А ты чем занята?

Вспоминаю события дня…

«Селезнёв съездил в Финляндию, чтобы послушать, как там распорядятся с «профицитом» — незапланированными суммами, полученными бюджетом.

Нашему председателю парламента рассказали о «Строгановке». Это художественное училище платит только половину крошечной зарплаты профессорам, и не может починить крышу. Так и переносят книги и пособия, которым цены нет,из-под дождичка, капающего то в одном, то в другом помещении с потолка.

Обсуждают запрет президента увеличить пенсии пилотам. Огорчаются, что старые лётчики умирают за штурвалом. Летать опасно, нужно смотреть, кто управляет самолётом.

Вот вспомнила своё детское радостное: «Мой папа — талётчик!»

Многих волнует небо над Балканами. Американцы собираются бомбить Югославию, а «наши» очень этого не хотят.

В «Ореховом зале» парламента встречались со школьниками депутаты.

«Разговор был на равных. Дети интересовались, почему не платят зарплату их родителям». Одна девушка сообщила: «Главное, чтобы не было войны».

Вечером позвонила в кассу театра «Шалом». Попросила оставить билет на спектакль «Единственная». Иду в театр! Полакомлюсь пирогами-штруделями, которые тамошние еврейки пекут и продают с чаем в антрактах.

 

Мазл тов

«Лучше отойти, даже если впереди победа. Отойти только потому, что к победе переход — через грязь».

«Обострённое чувство справедливости».

«Социальная сфера „тяжким грузом“ ложится на государственный бюджет».

«Мазл тов» — это высшее выражение одобрения из пьесы. Оказывается, я попала на премьеру.

Еврейский театр «Шалом» — мой сосед. Время от времени заказываю билеты: привыкла уже к среднему креслу в первом ряду. Сегодня смотрю спектакль по невероятно сложному роману польского писателя Зингера — «Шоша».

На сцене разворачивается история мужского шовинизма.

«Он», наконец-то, находит «свою» женщину. Ту, которая ему нужна.

Ту, в которой он видит себя.

«Чистая душа». Однажды встретив его, она замирает на всю жизнь. Ждёт. Даже расти перестаёт, консервируя свою молодость и невинность. Дожидается его нового прихода и подчиняется его воле. Отдаёт ему жизнь, всё прощает и готова «тысячу раз умереть» за него… и действительно умирает: просто садится и перестаёт жить, чтобы не быть ему обузой.

Как это знакомо. Знакомыми показались и остальные сентенции спектакля — о тяжёлом бремени бедного государства.

В вагон метро вошли двое. Один прошёл вперёд по вагону, демонстрируя палку слепого. Другой — гнусным высоким голосом запричитал: «Пожалуйста, помогите. Помогите инвалиду. Пожалуйста».

Пассажиры не отреагировали. Не услышали? Не хотели услышать? Не поверили?

Я опустила руку в карман, нащупала какую-то бумажку и вытащила её, посмотреть что это.

Видно, профессиональный глаз был у «слепого» парня, потому что он так «зыркнул» в сторону моей руки, что мне показалось: вытащи я деньги, он бы их зубами выхватил.

Как же государство должно быть цинично, чтобы свою прямую обязанность: поддерживать на приличном уровне жизнь своих граждан — считать, называть … тяжким бременем…

 

Туман, гололёд, минус пять

8 февраля

Очередная кампания — «возня прокуратуры».Кого-то обыскивают, арестовывают. Истерика: «Что это — кость обществу? Власть — это насилие; и сегодня по её окрику в стойку встала прокуратура».

Раскрыли, что фонд обманутых вкладчиков больше половины отпущенных на компенсацию денег — причём для инвалидов войны — тратил на зарплату своих сотрудников:

— Инвалидам не платят ничего, а себе выделили пять миллионов в месяц на питание. Платят себе премии. За что?

— Прокуратура зависит не от закона, а от господ.

— Наша служба и опасна и сложна, и на первый взгляд, как будто, не видна… Песня такая есть.

— Хм… По поводу этой песни рассказывают, будто слова её сначала были совсем другие. С абсолютно непонятным и немыслимым для открытого обсуждения в обществе — новым… видимо только для меня… явлением:

«Шёл по городу весёлому еврей, и на первый взгляд, как будто бы не …»

Сюжеты и цитаты сегодня выбираются «из подворотни». Что же случилось, куда делись читатели научных залов библиотек, и книжники, так трепетно прививавшие обществу хороший вкус… Стали «челноками»? Перегоняют для продажи машины из Европы? Не верю.

 

Сценарий

13 февраля

Солнце.

Начинаются дни, которые по предсказаниям «астрологов» станут вещими. Всё, о чём мы думаем, говорим, что делаем, как живём и общаемся, сбудется, или окажет влияние на следующее столетие. Очень большая ответственность!

Одиннадцатого был день рождения Аркадия. Ася сказала: «Я уже второе кольцо мужу «замотала» — некогда купить.

У них традиция — дарить обручальные кольца на дни свадьбы и рождения. Так и носят целые коллекции тоненьких золотых колечек на безымянном пальце правой руки.

Утром я зашла в магазин, где давно присмотрела светильничек-ночник в виде полумесяца.

И вот какой сюжет был разыгран вечером.

Звонок в дверь:

— А вот и папа. Марик, папа пришёл!

— О-о-о-оо! — Марик научился со звуком «О» выражать восторг и удивление.

Перед приходом папы состоялась небольшая репетиция. Теперь, главное, ничего не забыть. У нас подготовлен реквизит: две деревянные куклы и огромный колокол-сюрприз из шоколада.

— Аркадий, что бы ты хотел получить на день рождения?

— Не знаю, дайте сыночка поцеловать.

— Ну, всё-таки, что бы тебя обрадовало? Хотел бы ты, например, луну с неба?

— Конечно, кто бы отказался.

— Получай свою луну. Мы её таки достали.

Ася говорит с нарочитыми еврейскими интонациями. Очень забавно… чтоб она так жила.

Аркадия торжественно пропускают в кухню, где в углу привёрнут светильник. Мягкий свет и приветливая улыбка, нарисованная на луне — прямо с картинки майской ночи.

— Не каждый может похвастаться, что ему семья преподнесла луну на день рождения. Это всё?

— Нет, конечно.

И улыбающегося довольного папу зовут в комнату, Марика усаживают в перевёрнутую табуретку. На одной её ножке пристроился деревянный мужичок: «Это Цуцик». На другой — девица в костюме Орловской губернии: «А это Шикса. Тебе ведь нравятся российские женщины».

Мальчишка с серьёзным видом произносит «У-у-у-у…» и папе указывают, в каком направлении двигать табуретку — любимое сыном транспортное средство.

— В блестящей обёртке? Что это? Название «Три звезды». Внутри печать?

— Тебе, как раз, такой огромной печати не хватает. Мы, ведь, видели, как ты утром сгрёб из шкафа в портфель целую кучу печатей. Вот мы и решили, что тебе эта подойдёт больше. Правда, она из шоколада, а внутри сюрприз.

Кажется, здесь мы переборщили: глаза Аркадия на минуту затуманились какой-то невесёлой думой…

Вечером молодые были в ресторане и потом рассказывали, что тамошняя певица — «Знакомая официантка, пробы ставить некуда. В обтянутых полосатых брючках. Раскрашенная» — пела их любимую песню «Ветер с моря дул». Современный шедевр. Аркадий просил, чтобы Ася вышла на сцену и сама исполнила эту выдающуюся песнь. «Поразительная находка — дважды повторять одну и ту же фразу: рифма получается безупречная». Ася отказалась: «Надо было подготовиться».

На следующий день мы с ней решили исправить пробел в репертуаре и стали готовиться к следующей подходящей минуте — дню рождения Макушки кошки. Сочинили новые слова.

Песня-плач обиженной Макуши Кошатовны

Ветер с кухни дул, ветер с кухни дул.

Навевал еду, навевал еду.

Ты спросил меня, ты спросил меня.

Что ж я не иду, что ж я не иду.

Я пришла туда, я пришла туда.

Где же тут еда, где же тут еда?

Снова нет еды, видно, надо мной

Посмеялся ты, посмеялся ты.

 

Золотые нити

20 февраля

Солнышко. Много снега.

Выхожу из метро и попадаю на грязноватый мрачный рынок.

Уже по краям лестницы из подземного перехода, торговки держат в руках носочки, платки, шарфы. Навстречу любому брошенному взгляду они зазывно тянутся со своим товаром вперёд. Иду сквозь строй: кофточки, копчёная рыба, сигареты, фруктовые прилавки, милиционеры с дубинками.

На краю этой, запруженной машинами и галдящими кавказцами территории, стоит двухэтажный домик.

Рынок планировалось построить здесь ещё в советские времена. Он должен был стать частью социальных благ для жителей района.

Домик соорудили в качестве временной бытовки для рабочих — строителей рынка.

Но….

Советские времена закончились. О гражданах больше никто не думает. Домик приспособили под сауну. Потом сделали там ещё и ресторан. Появился «хозяин». Кто-то из тогдашнего начальства приписал бесхозное строение к своей частной собственности.

Бывшая тогда депутатом райсовета — что значит, близко к информации — Мария Ивановна взяла домик в аренду. «Хозяин» не стесняется с тех пор жить на деньги, которые Мария Ивановна ему платит. Приличные, кстати, деньги.

Сама же она талантливо развила бизнес, стала «менеджером», преодолевающим все спады и подъёмы с выгодой для дела.

В её компании — ТОО «ТОК», кроме всего прочего, занимающейся и реставрацией архитектурных памятников, — моя трудовая книжка. Я заехала сегодня сюда, чтобы оформить документы для пенсии.

Бухгалтерша:

— Лилия Борисовна, вы так похудели. В вашем… нашем возрасте уже нельзя так худеть. Появляются морщинки. А так хочется быть молодой. Вот Пугачёва и Бабкина вставили себе в лицо золотые нити. Всё подтянулось. Подбородочек, глазки, шейка. Только это очень дорого. Операция, стационар, реабилитация. Они это могут себе позволить.

Я никогда не накоплю столько. У меня, знаете, муж умер. Такой был хороший. Теперь всё на мне. Прихожу домой. Все на меня глядят. Мать глядит, свекровь глядит. Сын, семнадцатилетний, глядит. Я им говорю: «Ну что вы на меня так смотрите? Я же не бог».

После мужа осталась машина. Я закончила курсы. Думала, буду ездить. А машина сопротивляется. Два раза ездила на дачу и оба раза в пути «кипела». Теперь боюсь. Ржавеет во дворе.

Смотрю, на вас, как вы водите машину, и завидую. Нет, не скоро ещё советские женщины возьмут в свои руки руль.

А ещё ведь и дача. Всё, о чём мечтали: машина, дача… Только теперь это ни к чему. Как со всем этим управляться?

Сын учится на автомеханика. Но их в училище практически не учат. На практику отправили в автосервис. А он приходит домой и жалуется: «Не хочу туда идти. Ты, мама, думаешь, они мне показывают, как машины ремонтировать?

Во-первых, там у них — «черные» работают, которые всё делают, и никого близко не подпускают. А во-вторых — у них много собак. Вот меня к собакам и приставили. Бегать им за едой и чистить за ними«.

Я пыталась уговорить его заняться отцовской машиной. Но ему это не очень нравится. Каждую свободную минуту садится за гитару. Играет в ансамбле. Я говорю: «Гитара тебя не прокормит». А он: «Ты знаешь битлов. Одному из них тётка тоже говорила, что гитара — не прокормит. Он, когда построил и подарил ей дом, написал эти её слова над дверью».

Представляете, Лилия Борисовна, он думает, что живёт в Америке. Это там можно за свой талант получить состояние. Мы же совсем другие. У нас человека с талантом только убить могут. Да что говорить…

Бухгалтерша выписала мне справку о зарплате. Потом инспектор в Собесе, состроив жалостливую мину, повторила несколько раз: «С чего тут пенсию-то начислять? Это же — ничего!».

И дала мне целый список недостающих справок. Среди них: справка из института, который я в семидесятом году закончила. О том, что у меня не было академического отпуска. Следующая справка из фирмы, где я получала деньги по договору. Справка должна объяснить, почему за бухгалтера и директора расписался один и тот же человек. И ещё куча каких-то заявлений, без которых пенсию не будут начислять вовсе…

Ну их — скучно…

Кем только я не работала. Архитектором, художником, переводчиком, журналистом, преподавателем. Делала радио- и телепрограммы, показы театра моды. Писала учебники. Получала грамоты, благодарности, поклоны… Но мало где вели учёт моих зарплат, хотя помню — всегда платила налоги и отчисления в пенсионный фонд…

Только руками разводят: «Откуда?»

Я, как эмигрантка, пытаюсь выжить в чужой для меня стране и обстановке. Имею то, что имеют многие. Наверняка я такая не одна. Почему?

В комедии еврейского театра на подобный «безответный» вопрос героиня язвит: «По кочану…»

Источник примирения с реальностью сегодня — это страх. Незримые нити. Спасти от него может только мастерство, которым ты владеешь. Учись, внук. Всему. Умей чинить разную технику, одежду, обувь, часы, очки… Играй в шахматы, дерись, води машины, самолёты и космические корабли. Рисуй, лепи, вырезай, строй…

Счастье — это золотые руки.

 

Утренний экзерсис

22 февраля

Ребёнка в зоопарке спросили:

— Что тебе больше всего понравилось?

— Мороженое.

Я проснулась, собрала постель и открыла окно. В комнату ринулся табачный дым. Кто-то вышел на балкон покурить и… отнять у меня блаженный глоток прохлады.

Семнадцать лет назад маленького Даню мы уложили спать на лоджии. В это время соседка расположилась на своей части общего балконного пространства и зажгла сигарету.

— Можно вас попросить не курить сейчас, а то у нас тут малыш, — взмолились мы.

— У вас ведь три комнаты, а у меня только две, — ответила добрая женщина. До сих пор не понимаю её резона.

Среди психологических типов есть понятие «сутяги». Это жалобщики, завистники:

— По вашей жалобе проведено расследование. Виновный найден и расстрелян.

И есть — «с бредом реформаторства». Изобретатели, социальные реформаторы.

Совсем недавно сочинялись письма в газеты. От имени общественных организаций:

— Я изобрёл… Пожалуйста… при вашей связи с центром вы сможете протолкнуть мою идею.

Верили, что есть Центр, где созревают все решения…

Журналисты-конформисты, «бережно» относившиеся к «трогательным» письмам читателей, говорили: нормальные люди в газеты не пишут.

Мне всё время хочется отправить куда-нибудь теснящую идею.

В России собираются открыть отделение Лондонского банка по поддержке малого бизнеса. Только что в телевизионном интервью его директор предложила: тому, кто придумает хорошее название, будет предоставлена возможность отдохнуть бесплатно на Таити.

Я тут же сочинила эссе: «Психология названия». Выглядело это так.

«За последние годы в России появилось много иностранных компаний, фирм, банков, а вместе с ними возникли и новые слова в названиях. Странно, но большинство из них не учитывает восприятие слова российским человеком. Новое название, в панике покружившись в голове, цепляется за спасительную кочку собственного языка, высматривая знакомое понятие.

Часто — в ущерб «имиджу» компании. Ну как можно лечиться лекарством с названием «Колдрекс»? Хорошее, кстати, лекарство.

Банк по поддержке российских бизнесменов, который не стремится к сверхбогатству и добивается процветания без авантюризма, должен в названии иметь знакомые нотки, поднимающие настроение. Название должно подстёгивать уверенность в себе. В нём должен быть намёк на выигрыш. Кураж.

Я предлагаю назвать новый банк — «Российский Эдвантаж-банк».

Эдвантаж — от слова advantage — преимущество. Замечательные ассоциации в русском языке — «кураж», «эпатаж»… «шабаш»… ой!.. «шараш»… нет, кажется, это слишком… Ну хорошо — eccentric behaviour… Это вполне соответствует России сегодня. В то же время в английском языке на ум приходят слова вполне консервативные, как и положено в радостной банковской среде. Advantage — advance — продвигать, повышать, аванс…

Только не стоит вставлять в название модное слово «макроэкономика». Сегодня у всех оно вызывает агрессию и недоверие. Сознание тут же тонет в ассоциациях — обман, крах, мокрое дело…«

Может быть, отослать: вдруг выиграю? А, вдруг, стану клиентом этого банка? Так хочется…

 

Павел Андреевич будит Даню:

— Где здесь человеческий детёныш? Умываться будет? Пора, пора. А то, как говорила сестричка: «стыд и сям».

Собираюсь к Асе. Она в девять кормит мальчишку и уходит на работу.

 

Которого любила

23 февраля

Всё это было явно не то, что надо.

Но, как известно, никто ничего не знает, пока не попробует.

«Хищные вещи», Стругацкие.

Раньше это был День Советской Армии. Теперь — защитника Отечества. Почему мужчин и мальчиков поздравляли, дарили им подарки? Они защитники?

И сегодня ветераны пользуются своим авторитетом в обращениях к стране:

— Дорогие товарищи, до каких пор мы будем терпеть издевательства мародёров от власти. Это беззаконие, которому подвергают преступники нашу страну. Сегодня святой праздник.

Радио «Свободная Россия» грустным голосом Татьяны Ивановны вспоминает о «чёрном дне Советских ветеранов» в феврале девяносто второго года. Тогда по распоряжению московского начальства закрыли в центре выходы из метро, и на Манеже ввели несколько рядов оцепления. Ветеранов не пустили к их святому месту — могиле неизвестного солдата.

Иванова видит только один способ поведения. Достучаться до сердец детей!

Нужно показать им старые письма, рассказать о мужестве тех, кто воевал, рассказать так, чтобы мурашки — по коже.

Нужно сказать им: «Самое страшное, дети, — это война».

Позавчера был митинг, посвящённый этому празднику. Выступал Зюганов. Речи были привычные. Люди разбились на кучки и обсуждали, что происходит в стране. Поразительно, но было много молодёжи, студентов. Может, не всё потеряно. Не «все генералы проворовались». Говорят: «русские притаились — смотрят».

Песня сегодня: «Расцветали яблони и груши. Поплыли туманы над рекой»…

Слова: Славяне — от слова Слава.

Любовь к слову — красивое слово — взять энергию у слова.

Свердловск — теперь Екатеринбург, и жители прозвали его «Ебург».

Как можно позволять себе быть несчастным, когда рядом с тобой растёт, зеленеет — хоть одно дерево?

 

Комментарий.

Людмила Макарова 16/12/13 12:39

Татьяну Ивановну Иванову слушала каждый день. Сделала «секретный» сайт. Однажды поехала на встречу с ней, теперь уже не помню в каком, клубе на окраине Москвы. Из этого дня сохранился большой круг заначка с надписью «Свободная Россия». И мой почтовый адрес оттуда: svrossia@yandex.ru Адрес сайта: http://qweziopsvrossia.narod.ru/

Зелёный идёт всем

24 февраля

Павел Андреевич посмотрел на часы: половина восьмого. Пора выходить. Но он положил пальто и, постояв в задумчивости у окна, сел в кресло. Включил телевизор: «Зонтик, что ли, взять… Надо послушать погоду».

В мирное утро сразу же вползла жуткая история: «Непонятно зачем, водитель „Фиата“ разогнался на скользкой ночной дороге, столкнулся лоб в лоб с „уазиком“ и мгновенно погиб».

Новости понеслись одна за другой.

«Разрешили открывать анонимные счета в банках».

«Конституционный суд разъяснил, что изменение банковских ставок в одностороннем порядке незаконно».

И новый предвыборный призыв-шутка: «Ваше дело голосуй. А то проиграешь».

Предлагают выбирать в президенты человека двадцатого века.

Узнаём, что в Интернете появился сайт «Коготь» с расшифровкой разговоров влиятельных лиц страны.

Наконец, сказали погоду. Скользко, минус один.

Очень кстати вспомнили слова Черномырдина из выступления в прошлогодней Думе.

— Наша задача — подъём уровня граждан. А вообще, надо поджиматься…

 

Павел Андреевич ушёл на работу, мне тоже нужно собираться к моим студентам. Не забыть бы диплом, может быть, зайду в свой институт. Возможно, удастся раздобыть справку об академическом отпуске, которую требует пенсионная тётенька.

Я училась в институте не пять лет, как положено, а шесть. Не решилась сдавать экзамены на дневное отделение после того, как папа сказал: «Куда ты лезешь? И не таких, как ты, в этот вуз близко не подпускают…».

На вечернее отделение прошла сразу, а потом перешла на дневной — с потерей курса.

Это был смешной эпизод.

Просто фарс какой-то. Доказательство того, каким необычайно лёгким может быть сложнейший в жизни шаг.

Как проблема, доведённая до абсурда, тает в улыбке.

Мы с Пашкой «ошивались» в коридоре перед дверью закрытого деканата. Я училась на втором курсе. Мой молодой муж, прогуливая лекции в собственном МИФИ, ходил за мной по пятам.

Мимо нас прошла девушка из комитета комсомола:

— Чего вы ждёте?

— Декана, — и я объяснила, что хочу попытаться перейти на дневной факультет.

— Рисовать умеешь?

— Умею, а что нужно нарисовать?

— Нам некому плакаты делать. Будешь?

Конечно! Я согласна! Девушка взяла у меня документы…

Через полчаса — я была студенткой дневной группы.

 

Дефиле на пленэре

 

Вчера весь день звонила Наташа Дёгтева.

— Очень важно, очень срочно.

Её голос на автоответчике звучал тревожно.

Вечером трубку снял Даня. Она сказала: «Это звонит заместитель директора студии Горького. У меня есть деньги на фильм о Коломенском. Передай маме, что мы с ней можем осуществить нашу идею. Но начать хотелось бы с выставки, посвящённой Александру Меню».

Я задумалась. Когда слышу о Коломенском, совершенно искренне могу сказать: не будь меня, возможно, теперь это был бы не заповедник, а маленький провинциальный музей…

Не уверена, что хочу именно сейчас вернуться к мыслям о древней русской архитектуре.

Может быть, отдать студии мой архив? Шкафы освободятся?

Но им, конечно, нужна я, а не мои папки, фотографии, проекты…

Нужны мои воспоминания.

К примеру — о тех трёх днях и ночах…

Какое сейчас в Коломенском чудесное фондохранилище!

А нужно ли кому-то знать, что оно родилось в моей голове?

 

Когда впервые все осознали, что шедевры прикладного искусства нужно хранить в более цивилизованных условиях, начальники предложили выстроить в музее складской дюралевый ангар.

Время было благоприятное, готовились к Олимпиаде, денег выделяли достаточно. Единственное, что было нужно — это не упустить момент.

Неделя — для написания всех необходимых документов.

Ангар? Дюралевый? Да они с ума сошли! Иконы в ангаре? Древние рукописные книги в ангаре?

Сейчас очень греет душу то, что именно мне удалось доказать начальству: нужен не ангар. Строить нужно специальное хранилище, рассчитанное на конкретные бесценные предметы.

Конечно, было самонадеянно взять на себя создание образа и планов; написать задание на проектирование и строительство хранилища, которому не было аналогов нигде.

Мне сказали — сделаешь за три дня, выделим ресурсы, не сделаешь, больше никогда с этим не приставай.

Я сделала. Перекопала всю литературу, какую только нашла в Московских библиотеках. Разобралась попутно и с устройством самих библиотек: начиная с Лондонской и заканчивая Матенадераном.

Системы хранения книг и рукописей, картин и дерева, тканей и белого камня, археологических коллекций и металла…

Мне пришлось понять, что же и в каком количестве в Коломенских запасниках хранится, и какие условия для наилучшего хранения требуются…

Образы всех комнат, залов, лабораторий коридоров, переходов, и кабинетов; шкафы, полки, передвижные рамы, ячейки и прочее, и прочее… Были придуманы, записаны, зарисованы и превращены в документы…

В день, когда я должна была свою совершенно немыслимую работу сдать Совету заповедника и Главка, я шла в музей, как на праздник.

Белоснежная накрахмаленная блузка с эффектно завязанным тоненьким чёрным галстуком, узкая отутюженная юбка, уложенные волосы…

Полукругом расставила в кабинете стулья, заготовила для заметок сотрудникам пачку бумаги, наточила карандаши… К десяти утра во мне всё пылало, так я волновалась. Что скажут коллеги, чего я не учла? Слишком мало было времени. Хотелось знать их мнение, пожелания…

Ровно в десять открылась дверь. Вошла директор музея.

— А где же все? — спросила  я.

— Все — это я! — услышала ответ.

Потом был проект, выполненный Моспроектом. Правда, сократили до минимума площади. Потом была стройка с заказчиком Мосинжстроем.

Мне была отведена роль невидимки. И только я знаю, какая часть этой «их» работы сделана мною. Обидно? Совсем нет. Жду развития событий…

Может быть, теперешний капитализм осилит заложенную в мой тогдашний план хитрость. Я придумала сделать здание таким, чтобы в будущем можно было увеличить его объём.

Раскинувшееся небольшое одноэтажное пространство имеет внутренний довольно обширный дворик. Его можно перекрыть, создав дополнительные помещения для новых хранилищ и выставок.

А если набраться особой дерзости, то и надстроить ещё один этаж!

Много можно рассказать о Коломенском такого, чего уже никто не вспомнит…

Как я привезла и с помощью большого строительного крана, расплачиваясь с рабочими спиртом, поставила у дорожки белокаменный верстовой столб. Как рисовала планы для первых исследований фундаментов дворцов…

…Планы реставрации памятников, восстановления деревень Садовники, Коломенское и Дьяково… Особый режим охраны…

Пётр Дмитриевич Барановский настаивал, что в Коломенское нельзя пускать людей с очень большим размером обуви… Так ценны там каждая травинка, каждый камешек, каждая птаха…

Гуляя по одной из аллей парка, никто и не догадывается, что она проложена моими руками и называется: аллея Любви.

 

Комментарий.

Tатьяна Андреева-Красных 24/04/09 20:52

Отличный рассказ! Рада за заповедник. И за наших коллег — историков искусства.

Подгорнов Николай Владимирович 26/01/12 16:55

Это просто потрясающе!

Людмила Макарова 12/02/12 14:49

Сходите в Коломенское — они это сделали! Над моим фондохранилищем не только крышу построили, образовав в, теперь уже бывшем, дворике выставочные залы. Но и второй этаж надстроили. Я очень этим горжусь.

Владимир Лифшиц 19/10/12 04:06

Спасибо. В рассказе чувствуется тот накал, который владел Вами. Именно на таком вдохновении и рождаются шедевры. Во всем; и их много вокруг нас. На этом мир держится. Всех благ и новых побед!

Казакова Наталья 09/09/13 15:00

Благодарю за вашу веру, силу, терпение, настойчивость. И за то, что другим рассказали об этом.

Панищева Галина Леонидовна 19/11/13 23:18

Спасибо! Вы — молодец! И это ещё не всё на, что Вы способны!… Так держать! Здоровья Вам и благополучия!

Николай Отуков 28/11/13 13:20

Судя по рассказу, я просто никогда не был в Коломенском, — Вы молодец,Людмила!…такое предвидение, «хитрость», вам есть чем гордиться!

Людмила Макарова 16/12/13 03:48

Николай, по правде, я не очень горжусь зданием фондохранилища. В листах проекта оно было грамотно собрано в пропорциях. И там по по стенам шла лента прекрасного фриза-барельефа. Теперь — это безликий объём, лишённый даже намёка на замысел архитектора. Но, ведь, не всё потеряно. Жизнь продолжается.

Мегирьянц Татьяна Анатольевна 01/08/14 16:24

Спасибо Вам. Видимо, прежде именно такой труд называли подвижничеством.

 

Весна

Апрель, вторник, тринадцатое.

Ощущение:

Почему я не бралась за свои записи? События набегали волнами: каждый день было, о чём рассказать, но в противовес тяге к блокноту, щемил страх выплеснуть слишком много энергии, необходимой, чтобы выстоять. Не хотелось мусолить тяжёлые, часто казавшиеся непереносимыми, удары.

Что же в эти дни пряталось поглубже в сознание?

Одна за другой две операции. Тебе, мой родной. Просыпаясь, я тренировала свою жизнестойкость:

«Стойкость, только бы не потерять самообладание. Я переношу всё, что со мной происходит, как должное». А как тяжело сейчас моей девочке…

Потом сломал руку дедушка.

Лежал в больнице, прошёл через операцию, реанимацию…

И я говорила, теперь ему: «Не успеешь оглянуться, как всё будет позади».

— Да, конечно, но я теперь — без правой «клешни».

— Заживёт. Сейчас тебе нужна только стойкость. Для тебя это — возможность остановиться, отдохнуть, перестать бегать. Есть, над чем поразмышлять.

Он снисходительно улыбался, слушал и просил приносить побольше «детективчиков».

 

И у внучонка, и у деда операции дали осложнения.

Мальчишка с рёвом встречал теперь красотку медсестру, делавшую уколы. А дедушка перестал со мной разговаривать, назначив ответственной за все случившиеся с ним неприятности.

Я поддерживаю игру. Ему, наверное, сейчас нужна молчащая жена.

Высказывание:

Аркадий: «Не понимаю, почему мужчины до сих пор не вывели породу немых женщин. Как было бы правильно, если бы жена всё слышала, всё понимала, всё делала, но ничего не говорила».

Анекдот:

«Приходит еврей к ребе:

— Ребе, я хочу жениться.

— Хорошо.

— Но моя невеста — хромая.

— Чудесно.

— Что же тут чудесного?

— Как ты не понимаешь. Вот представь, ты женишься на длинноногой красавице и как-то идёшь с ней по улице, а она, вдруг падает и ломает ногу. Вейзмир. Слёзы, лечение, деньги… И в результате — жена хромая.

Тебе же повезло. Ты, женившись на хромой, приходишь — на готовенькое».

 

Нострадамус

«Добавьте в стакан с виски каплю воды: это лучший способ пить воду».

Утром Даня сообщил:

— Началась третья мировая война. Всё, как у Нострадамуса. Американцы начали бомбить Югославию.

Павел Андреевич по этому поводу рассказал, как он однажды позвонил домой из Ленинграда, где был в командировке, и спросил сына, как дела.

«Всё в порядке!» — ответил пятнадцатилетний Даник. — «Талибы взяли Кабул!».

Упоминание Нострадамуса зацепило сарказм Аркадия:

— Продраться сквозь комментарии — невозможно. Даты притянуты самыми изощрёнными способами. Например, говорят, некое толкование требует коэффициента 11,11. Откуда коэффициент? А вот: Нострадамус умер и лежит на смертном ложе. Две свечи над головой 11. Две — в ногах — 11. А запятая в середине — сам пророк.

— Данил, тебе не о третьей мировой войне нужно думать, а учиться, готовиться к коллоквиуму.

— Но, ведь, уже набирают добровольцев.

Война действительно началась нешуточная. В центре Европы.

Американцы (точнее, страны НАТО) обиделись на сербов за притеснение живущих у них в стране албанцев. В Белграде ракеты снесли здание генштаба.

Попутно разрушили памятник архитектуры.

Бомбят заводы и мосты, здание телецентра. Вчера ракета попала в идущий по мосту пассажирский поезд. Сегодня какой-то очевидец рассказывал: «…ужас, разрываемые в клочья люди… оторванные ноги, руки, вырванные глаза…»

Как кстати здесь была бы молитва: «…будь со мной, поддержи меня… мне нужна стойкость… всё перенести… мне нужна мудрость, чтобы понять твой замысел…».

Госпремия

Дом в Большом Гнездниковском переулке, спроектированный Асиной группой, предложили выдвинуть на Государственную премию.

Я отправилась в залы Третьяковки, чтобы посмотреть стенд с проектом, о котором столько слышала.

Сильный ветер развевал мой длинный вязаный шарф, когда я шла по мосту, приближаясь к ЦДХ. На мне — пуховик из непродуваемой белой ткани. Ощущение блаженства и лёгкого сожаления от возникших воспоминаний.

Сколько было таких вёсен, когда снималось пальто и приходилось сдерживать дрожь в промёрзших пальцах, в груди, насквозь продутой холодом через тонкий жакет. Современные ткани дали ощущение комфорта. Это победа над тем давним состоянием жалости к себе. Сколько было ненужных, зряшных страданий…

Интересно, какие из сегодняшних горестей я когда-нибудь назову зряшными?..

Билет на выставку стоит 120 рублей. Ожидаемая пенсия — 425. Снимаю куртку и у гардеробщицы спрашиваю, есть ли льготы для… пенсионеров. Есть. Восемь рублей. Жить можно! В этот момент у кассы возникает женщина и говорит, раскрыв предо мной ладонь с крошечными крокодильчиками из бисера:

— Купите, всего 10 рублей штука. Вот девочка делает.

Рядом, действительно, стоит девчоночка. Смотрит с надеждой? Страхом?

Достаю монеты и всыпаю их в раскрытую ладонь женщины:

— Берите, так.

Зачем мне крокодильчик? Почему эта малышка делает именно крокодильчиков?

Вхожу в зал с работами, представленными на премию. Архитектура, живопись, скульптура, театр.

Часть зала занимают рекламные стенды с сейфами и костюмами Кливина.

Наверное — «спонсоры». Возможно, ради этого спонсорства и выставку затеяли. Очень характерно для зарождающихся традиций: выставка — не ради явлений культуры, а для заработка…

Стенд Аси — очень изящен: в серебряной раме, на серебряной бумаге — эскизы и фотографии конструкций «офисного» чуда. Как они умудрились вписать его в современную застройку, да ещё — рядом с Новым МХАТом?

Смотрительница зала шепчет мне: «У нас тридцать один зал, и в полвосьмого пойдёт комиссия охраны. Все двери закроются. Что вы столько времени стоите в этом зале? Идите в другие. И — поторопитесь».

Иду. И, вдруг, открываю, что попала на новую выставку живописи двадцатого века.

Гончарова?

Малевич? Вот он — чёрный квадрат!

Пименов? Сколько света! Благородства! Сталин — в плетёном кресле, и перед ним бесцеремонно распласталась очаровательно-наглая псина. Политбюро. Вручение наград.

А-а-а-а, Дейнека! Вот он какой. Мощь, динамика. Целеустремлённость. Гармония. Неужели всё это было? Какую страну уничтожили.

Конёнков. Ни-че-го себе!

Сквозь ошеломившие меня впечатления слышу резкий, недовольный голос:

— Это всё женское кокетство. Бум-бум-бум. Прямо по мозгам. Вы, Инна Валерьяновна, думаете, что к нам двигается командор? Нет — это женщина. Вырядилась в сапожищи.

Оказывается, я, в восторге перемещаясь по залу, ритмично шагаю; а мои шпильки разносят по пустынным экспозициям гулкий стук. Я его и не слышала, а бедные служительницы, наверное, из «бывших» начальниц от культуры — вылили на мои каблучки свою обиду на неудавшуюся жизнь.

Нет, я не сникну. Ко мне это не имеет никакого отношения.

«Расслаблены веки, лоб и губы. Для меня — лишь воздух звонкий и чудо живописи. Пониже опускаю плечи, а дух взбирается всё выше».

После выставки забрела в «Шоколадницу». Здесь ничто не изменилось. Горячий шоколад, блинчики с маком, клюквенный морс. И советская официантка. Ворчит моему соседу по столику — на просьбу принести меню:

— … Молодой человек, имейте совесть, я одна, а вас много; в меню надо было смотреть, когда делали заказ …

Вспомнился советский сюр — картинка из прошлой жизни: уборочная машина щедро поливает асфальт под дождём…

 

Гладкий шик

14 апреля

Пасмурно. Но день будет тёплым. Плюс девять.

«Народное радио» говорит скрипучим мужским голосом.

— Программа новой русской партии включает приоритет русских в управлении страной, приоритет рабочего, учителя, матери. Долой спекулянта и казнокрада. Пора вернуть народу его завоевания — бесплатное образование и здравоохранение. Запретить хождение в стране иностранной валюты. Запретить продажу земли и её природных богатств. Нужно снова национализировать все средства массовой информации…

«Слушатель в прямом эфире» разрушает прекраснодушие диктора:

— Всё это хорошо, что вы говорите. Но вот у меня есть знакомый — Миша.

Вообще-то, он Махмуд. Азербайджанец. Ему 28 лет. Сермяжным трудом отрабатывает своё право жить в Москве. Встаёт в четыре утра. Уезжает на подмосковную станцию, где у него стоит контейнер. Загружает машину продуктами, и развозит их по магазинам… Домой возвращается в час ночи. Уже купил себе грузовик и копит на жильё. Скоро и квартиру купит, и привезёт сюда всю свою семью. Его дети уже будут москвичами. А нас, русских, они вытеснят.

Ведь мы — лодыри. Покажите мне «нашего», поднимающегося с зарёй, чтобы вкалывать на благо своей семьи. Нет. Мы готовы рассуждать, выпивать, жаловаться, требовать, бездельничать… Так что же хотим-то? Даже на митинг, где защищают наши права, ленимся выйти. Или боимся?

 

Как раз такой митинг вчера проводила КПРФ. Русские должны были выразить поддержку депутатам в голосовании по отрешению от власти главного, ими же выбранного, «пахана»…

 

Каждый думает, что его фасад лучший. Если твоя жизнь зависит от количества выкуренных тобой сигарет, у тебя нет жизни. Подари людям себя, а не своё мнение. Поделись собой.

В какой руке «новый русский» должен держать вилку, если в правой у него — котлета?

 

Диаграмма чувств

18 апреля

Mad, sad, glad, scared, sexy.

Конфликт это энергия, которую можно использовать.

Воскресенье. Плюс… двадцать один. Люди одеты странно. Кто-то в тёплой куртке, я — в светлом плаще, «тренче». А вот прошла дама — в прозрачной блузке…

 

Вчера мне первый раз принесли… пенсию. Пенсию? Бред какой-то…

В квартиру вошли две крупные девушки и мимо меня направились на кухню.

— Мы всегда в кухне выдаём пенсию, — успокоили они моё недоумение.

Выдали 1239 рублей. Я так и не поняла, что за расчёт дал такую сумму. В пенсионной книжке записано — 725.

 

Утром на моей лоджии солнце! Я надела белую соломенную, очень кокетливую шляпку и наслаждаюсь в гамаке на подушечках.

Ветка ивы, после бури лёгшая на парапет балкона, распустила клейкие листочки с серёжками. Скоро расцветёт груша.

Звонит Ася:

— Нужно поехать, поискать дачу. Ты хочешь жить на даче?

Мои мечтания о счастье на природе прерывает Даня:

— Мама, почитай Кивинова. Я только что дочитал книгу «Менты». Здесь сценарий нашей жизни, если к власти придёт воровской авторитет. Кивинов, правда, придумал социальный эксперимент, но ведь в реальной жизни уже был губернатор Коняхин, которого в тюрьму посадили. А в Новгороде вообще проголосовали за кандидата, сидящего за решёткой, в ожидании приговора…

— Даник, смотри, какой солнечный день. Не нужно несчастий прогнозировать.

Армянское радио спросили: «Что такое демократия?» Ответ: «Демо — народ. Кратия — красть».

Кто сейчас может прийти к власти? Страна считает, что только воры. Себе «наворовали» и теперь другим помогут разбогатеть.

 

Данил ушёл на встречу со своими одноклассниками, а я влезла в Интернет. Нашла репертуар московских театров. Выбрала, как мне показалось, приемлемый вариант. «Мотивчик» — в малом зале Эрмитажа.

Билеты купила сразу. Зал под лестницей. Никакой сцены. Стулья зрителей и актёры — на одном уровне. В качестве декорации — три рояля — в разных углах. Незаметно появляется солнечно-рыжий, весёлый, похожий на моего проскуровского дядю, актёр. Бегая в исступлении от одного рояля к другому, он виртуозно и как-то невероятно объёмно аккомпанирует актёрам, иногда подпевая, и создавая стереозвучание очень красивых композиций.

Спектакль заявлен в программке как «воспоминание о Легарекальманештраусе».

— Вот увидите, вы придёте сюда ещё, — сказала гардеробщица. Тоже, наверное, бывшая министерская дама. Очень похожа на тех неприступных гордячек, что проплывали мимо меня в коридорах Главного Управления Культуры и Союзного Министерства.

На этот раз я согласилась. Обязательно приду. Мне понравилось.

 

Sexy

Покидаю уют театрального зала. Очень приятное переживание — выйти на улицу, но как бы остаться в здании. Открытая галерея: внизу ещё пол, а наверху уже небо. Вижу серп месяца и точно под ним — я так в детстве рисовала ночь — огромная звезда. Давно уже эту яркую звезду встречаю над собой — на юге.

Может быть, это космическая станция? Нужно спросить у знающих людей. Сегодня вокруг неё — сверкающее облако света. Будто из мелких-мелких звёздочек: играющих фианитов. Вспомнила, что в этом году, двенадцатого апреля, страна не праздновала День космонавтики… Грустно. Это великий день.

Когда встречали Гагарина, я была на Красной площади. И вместе со всеми размахивала косынкой и подпрыгивала, чтобы увидеть героя. Чувства были настоящими. Незабываемыми.

 

Толпа вышедших из театра зрителей устремляется в направлении, противоположном моему движению.

А мне хочется осмотреть Новую Оперу, выдвинутую вместе с Асиным домом на Премию.

Архитекторы, использовав центральное ядро старого здания, пристроили два новых крыла. Теперь дом стал похож на комод, шкаф или буфет с гранёными зеркальными дверцами. Как-то слишком тонко проработано и притёрто…

Поворачиваю за основным потоком и выхожу в Успенский переулок. Я здесь на моей «Ниве» ездила много лет. Была Москва как Москва — ничего примечательного. А теперь — казино, ещё казино. «Чехов», «Каро», бар, ночной клуб, банк. Светящиеся, зазывающие рекламные трюки. И покрашенные, отремонтированные фасады.

Купеческий клуб — на нём — памятная доска: «здесь был Владимир Ильич Ленин».

Вот табличка: «Здесь проводится воссоздание утраченной застройки».

Что я чувствую? Ревность? Сожаление? Восхищение?

В мае 97-го года вышел указ президента о снятии с охраны государства 1600 памятников архитектуры. Часть из них переведена в местный статус. Это памятники, связанные с Лениным (Вучетич, Томский, Манизер).

«Булыжник — орудие пролетариата». Памятники героям Отечественной Войны — обелиски. Писательские дома — дом Набокова в Рождествено, усадьба Братцево архитектора Воронихина (там теперь ресторан и казино). Дом Щепкина в Москве. Дом Островского, усадьба «Кузьминки».

Говорят, это делается для того, чтобы можно было приватизировать «лакомую недвижимость».

Потеряли свой статус даже Соловецкие лабиринты — археологический памятник, близкий Стоунхенджу в Англии.

 

Подхожу к моему дому. Окна квартиры тёмные.

Наверное, муж — перед телевизором. Смотрит модный сериал «Куклы». Зачем ему свет…

Сколько мужей сегодня «проводит дни в пустейшей скуке и слушает жизнь, чтобы убивать время».

Власть мужчин избывает себя.

Опыт клонирования намекает: скоро мужчина и вовсе станет не нужен.

«Декоративный пол». «Историческая случайность природы».

У овечки Долли — две мамы и нет папы.

Мужчина приятен. Можно — использовать, как украшение! И уже не надо считать его необходимой частью жизни. Наверное, он это чувствует. К жизни относится агрессивно, капризно, со страхом отторгаемого. Знает по опыту — от лишнего отказаться легче, чем от необходимого.

«Эй, друг лю-без-ный, гляди веселей»…

Лидия Ивановна Иванова, «психолог», «хорошенькая» женщина, тридцать девятого года рождения:

— Дамы, наденьте шляпки, возьмите в руку веер и идите… на танцы.

— Спасибо. Так и сделаю. Пойду. А мой муж? Пусть он просто будет…

 

Свободный стиль

8 мая

Снег. Легкие, нежные, крупные хлопья заполняют всё пространство вокруг. От неба до земли. Кажется, что они висят, как ватные в блёстках комочки, подвешенные на ниточках.

В моём детстве жена Красноглинского директора завода, устраивая ёлки для детей, так украшала зал.

Собирались мамы, чистили много-много картошки, тёрли её на тёрках, давали осесть крахмалу, заваривали, и, обмакнув в таком клейстере ватный шарик, обваливали его в слюде. Потом натягивали густо верёвочки под потолком и привязывали на разной высоте сотворённые «снежинки». Получался сказочный, сверкающий вихрь.

Вернулся холод, гололёд, замёрзший нос… Минус семь градусов.

Не хочется никуда идти, так бы и лежала в тепле пледа и шубы.

Что-то странное снилось.

Во сне я … собиралась в баню? И эта баня была в Перми.

Почему — именно в Перми? Приезжаю на поезде, выхожу. И вижу на пригорке сказочный дворец с колоннами, со всех сторон окружённый высоким глухим зелёным забором.

Сразу узнаю. Это и есть баня. К тому же, я иду туда в довольно плотной толпе.

Захожу, стою в очереди в гардероб. Раздеваюсь.Почему-то снимаю с себя абсолютно всё. Вокруг много людей: женщины, мужчины, дети, и я иду среди них, поднимаясь на второй этаж по широкой лестнице.

Ощущение беспокойства. Что-то не так. Может быть, неправильно я сделала, что догола разделась? Но, ведь, уже разделась. Останавливаюсь перед квадратным столбом и облокачиваюсь на него спиной. Столб тёплый, приятный. И я то ли задумалась, то ли заснула.

Когда очнулась, обнаружила, что на мне толстый длинный свитер. Так хорошо… Оглянулась. За столбом — огромный письменный стол и возле него — много мужчин. Один смотрит на меня. Глаза ласковые, сочувствующие, снисходительные.

«Андрей Андреевич! Где же вы были столько времени? Я соскучилась! Это вы на меня надели свитер?!» Утыкаюсь носом в его шею. Он меня гладит, утешает: «Что же ты голая? Холодно…»

Можно, конечно, попытаться расшифровать сон. Как остатки дня. Или — дней? Может быть, Пермь — потому, что я оттуда получила письмо со статьёй знакомой аспирантки и приглашение приехать провести семинары?

Глухой деревянный забор — мы часто обходили стороной в долгих прогулках по Киевской Пуще Водице с отцом моего мужа.

Андрей Андреевич мощный, высокий, гибкий, с добрым в веснушках лицом, энергично вышагивал по, неожиданным в лесу, асфальтированным дорожкам, играя суковатой палкой, как булавой. И раскрывал мне мир, которого я тогда не знала. Сталин, ГУЛАГ, Хрущёв, партия, и вот эти спрятанные за забором дачи коммунистического начальства. Оттуда иногда доносились странные голоса экзотических пав…

И тёплый столб — действительно, существует в моей жизни. На станции метро «Ленинский проспект». Когда жду поезд, облокачиваюсь на квадратную мраморную колонну. И она, почему-то, тёплая. Отопление там проходит, что ли? А, может, это какой-нибудь эффект движения воздушных потоков? Во всяком случае, после того, как восемь часов, «четыре пары», простою перед студентами у доски — это для меня первая тёплая дружеская поддержка. Следующей будет ледяная вода, когда, налив её в ванну, с наслаждением там потопаю и попрыгаю.

 

Привет

 

Имеют значение только поступки, слова ничего не значат.

«Ты не объясняй, ты действуй». Брехт.

 

А сейчас, внук, мне хочется рассказать про твой первый юбилей.

В наступившие «новые времена» все, звонящие с поздравлением, начинают: «Христос воскреси..» Теперь, ведь, пасху празднуют. Светлое воскресение. Ты умудрился родиться в такой день.

Дедушка сказал, что второй такой же праздник будет через девять лет, когда тебе исполнится десять. И следующий уже — в сто лет… Живи долго, долго.

У доченьки, вообще-то, во всём нумерологическая магия действует.

Она сама родилась одиннадцатого числа, одиннадцатого месяца, шестьдесят шестого года, в одиннадцать часов дня. А ты… Ну надо же. Интересно!

Конечно, я испекла яблочный пирог, предусмотрев местечко для одной свечи.

Уложила его, ещё горячим, прямо с формой в сумку и побежала к тебе. По дороге встретила, возвращавшегося с работы дедушку. И вот уже мы, с пирогом, букетом для Аси, и радостными лицами открываем дверь…

Ты, наша радость, с сияющими глазами, в золотистой рубашечке, пытаешься выползти в коридор. Твоя очаровательная мамочка подхватывает сыночка и побежавшую тебя спасать кошку. Мы все дружно начинаем играть в твою любимую игру: «А где Марик? Здесь!» И ты смеёшься и очень смешно произносишь свои первые слова. «Де…сь..!» Много вдохновения, и воодушевления, и ещё чего-тославного … вечного. Счастье…

Ба-ба-ба-ба, ба-ба, чи-чи-та, чи-ча, чико-та, чико-та, чико-та-го, чао….

 

Урок греческой логики:

Между «могу» и «хочу» нет связи.

Я хочу — это желание. Обстоятельства жизни к этому не имеют никакого отношения. Если я хочу летать, то могу хотеть сколько угодно: никто и ничто не мешает. Даже, если я не могу летать, могу я хотеть летать? Могу.

В реальном мире существует как данность — «могу». «Хочу» — только в фантазии. Два разных мира.

 

А дальше было действо с пирогом. Приладили свечку, зажгли. Показали, как надо задувать. Ты дул вместе со всеми. Поставили перед тобой пирог. Делай, что хочешь. Твой! Ты понедоумевал: что это они? И запустил в него обе руки. Вырвал кусок яблока и торжественно отправил в рот. Потом ещё… Когда попался лимон — примерно скривился, но, пожевав, заулыбался и продолжил пир.

Именно в день твоего рождения зацвела груша. Белая пена ароматных цветов с утра заполнила всё пространство за окном.

 

Элегантность люкс

9 мая.

Воскресенье. Плюс шесть градусов, солнечно, радостно.

«С праздником, дорогие товарищи. С Днём победы».

Так голоса из приёмника напоминают о погибшей великой стране. Прошли три советских праздника: 8 марта, 1 мая, 9 мая. Тоскливый, наигранный «подъём оппозиции». Жалкие, «со слезами на глазах», поздравления.

Граждане с любопытством смотрели: «что будет», — не спеша принять участие. Выходные? Ну и славно. Займёмся накопившимися проблемами.

Речи. Незлобные переругивания. Призывы: «не ходите на их мероприятия».

И, — оставшийся непоколебимым, — официоз.

Вчера у меня был порыв пойти к коммунистам на митинг, но быстро прошёл. Когда услышала очередное: «Задорнов со своим соплеменником Шохиным…».

Я, наверное, тоже «соплеменница». Мне, конечно, близки коммунистические лозунги, но….

Пусть они сами свою страну отстаивают. Что же делать, раз я — не их роду-племени.

Новый анекдот:

Жириновский спрашивает Макашова, известного антисемита:

— Что-то имя у тебя странное — «Альберт». Не похоже на русское.

— Да ты что? Проверено! Я русский до седьмого колена!

— А выше колена?

 

Данил весь вечер провёл с друзьями на Поклонной горе. Рассказывал с восторгом:

— Потрясающая архитектура. Православный храм, мечеть, зеркальная синагога, изящная стела…

— Лист гусиного лука, по которому ползёт паучок?..

— Ты знаешь, вечером всё подсвечивается, и богиня Ника на вершине штыка не кажется насекомым. Подсветка такая богатая и впечатляющая. Лента ярко-красных фонтанов, обрамлённых белыми струями. Очень мощно выглядит стройка третьего кольца. Краны, краны, эстакады, взметнувшиеся веером… Грандиозно! Строитель увековечивает себя…

— Да, да. Вот он, Вавилон. Эта красота — от греха величия. Гордыня. Строители Вавилона как раз и хотели соорудить себе памятник на века. Но помнишь, чем их пыл остудили…

— Что же ты хочешь?

— Романтики. Советского самоотречения. Энтузиазма. Представь себе, что деньги города пошли бы на ремонт и содержание детских садов, школ, больниц, стадионов. Не строить новое, а привести в порядок то, что уже построили. Коммуникации, дворы, парки. Чествовать не мёртвые мемориалы, а живых победителей. Ведь победила вся страна. И те, кто воевал, и кто был в тылу. А что с ними сейчас?

Международный фон:

Война в Югославии. Пять с половиной тысяч человек погибли. В центре Европы.

В той самой Югославии, где я впервые увидела упорядоченную заграничную жизнь. Международный праздник цветов в Загребе! Где я таяла среди экзотических клумб, букетов и нарядных воздухоплавателей, взмывавших в небо на шарах.

Не верю, не согласна верить…

В Белграде разбомбили Китайское посольство. Четыре человека — дипломаты и журналисты — погибли…

В Пекине громят американские здания и бьют иностранцев.

 

Знаменитый русский американец из Нью-Йорка Комар вместе со своим коллегой Меламидом открыл в Таиланде академию художеств для … слонов. Они обучают слонов рисовать и продают картины туристам.

Воспроизвели басню Михалкова о слоне на собственном вернисаже.

Комар и Меламид давно эпатируют публику странными выходками. Это они рисовали картины «по требованию народа». Опрашивали людей, какую бы картину им хотелось увидеть, и выполняли пожелания. В следующем тысячелетии они прогнозируют творческий процесс с генной инженерией: создание живой совершенной «Прекрасной Елены», или, например, «Кентавра».

 

Как всё это перекликается: «красная вода» фонтанов и «Ника». Война и революционные настроения, обращенные вовнутрь. Свобода на творчество и мечта о творении живых монстров. В этом же ряду — предсказания Ванги о том, что Москва в конце тысячелетия «провалится под землю и будет окружена горящим кольцом».  Не о Третьем ли транспортном кольце идёт речь, где, как злословит народ, нарушаются все нормы строительства?

Возрождение страны Ванга обещает «только, когда живые пойдут вместе с мёртвыми». О чём она?

— Американцы себе проблему нашли. Китайцы на их флаге череп с костями рисуют.

Шутка:

«Все американские крылатые ракеты с победой вернулись на свою базу».

 

Розовые горы

Как сладко лить слёзы, слушая разудалую песенку «О заднем ветре».

Непонятно?

Случайно забрела в, постоянно оказывающийся у меня на пути, «Шалом». И снова попала на премьеру. «Шлимазл» — по Эренбургу. Простенькая история о смешных и грустных злоключениях портного из Гомеля.

Сопровождает историю концерт кордебалета с тремя сериями песни о «заднем ветре» и вопросом — почему жалкой жизни бедного недоумка все завидуют.

Зал полупустой. Я, как всегда, — в середине первого ряда.

Перед началом спектакля мне предъявили ещё один, «проданный на моё место» билет. На сцене в луче света висит кусок мешковины, изображающий гробницу праматери Рахили.

Умиляюсь, сама не знаю почему. Всё, что происходит, просто не может нравиться. Неужели евреям не о чём больше разыгрывать пьесы, кроме как о своей жалкой доле? Да и что-то затхлое, несвежее исходит от всей обстановки, музыки, танцев, исполнения ролей. Всё какое-то надуманное, не вполне настоящее. Видимо, как раз на таких, как я, и рассчитано. Покажи мне несчастного человека, я и заплачу. Моя попытка поговорить с актёрами, заглянув за кулисы, и вовсе привела к разочарованию. Там стоял плотный дух прорабской: актёры курили. Как они могут петь и курить одновременно? Наверное — и не поют вовсе. Теперь модно открывать рот, особенно себя не утруждая. Поёт фонограмма. «Фанера».

В фойе — выставка. Снова умиляюсь, разглядывая пейзажи Израиля. Иерусалим. Пустыня. Иордан, впадающий в Мёртвое море. Что это я так раскисла?

— Можете купить, — говорят, окружившие меня девушки. Я узнаю из их рассказа, как была знаменита в Советском Союзе художница, автор выставленных работ. Недавно она съездила в Израиль, впервые оказавшись за границей. Теперь продаёт свои новые картины. А сами девушки, её родные племянницы.

— Как вас много, и какие вы все красивые. Берегите вашу тётю. Она чувствует краски! Я всё это переливающееся, вибрирующее, бело-розово-бирюзовое там видела.

 

Сейчас картина, где перемешиваются струи живой и мёртвой воды, солнечный свет и горы, куст и небо — передо мной. Плавится и размягчает дом, взгляд, воздух вокруг.

«Мой друг рисует горы, далёкие, как сон..!»

Сны сбываются…

10 мая.

Плюс шесть. Странно. Так объявили по радио. Но за окном-то идёт снег. Хлопья летят всё быстрее, всё гуще.

Читала лекцию своим студентам. Возвращаясь, накупила разных продуктов и щавель. Устроила пир.

Всё по правилам. Салат, зелёные щи с варёным яичком, укропом и сметаной. Зелёный лук.

Ах. Совсем ещё недавно, такой обед было затруднительно приготовить даже на праздник.

Потом сидела за компьютером. Завтра — четыре пары — в компьютерном классе. Покажу, как составлять многоуровневые списки с примером по учёту зарплаты.

Всё это — на чудовищном фоне…

«Господин навозный жук» из Кремля уволил правительство. Все всполошились. Обсуждения на разные лады. А что обсуждать? Кто этого не ожидал?

Обстановка нагнетается. Запугивают войной. Ощущение, что уже завтра на Москву полетят бомбы.

Я говорю Павлу Андреевичу:

— Может уезжать нужно. Даню спасать. Вдруг, завтра все границы закроют.

Ответ: как и всегда, полон российской, бесшабашной лукавинки в духе «А что?»

— Кто будет границы закрывать? Все хоккей смотрят.

13 мая, четверг.

«Этот-то! Жив!»

«Смахнул с шахматной доски очередное правительство».

Мрачное настроение. Угрозы импичментом. Призывы к добровольной отставке. «Цель — интрига». Как же общество восприняло это «сугубо внутрироссийское дело?»

— Вакансии появились! Какой импичмент?

Ответственность предполагается разделить между президентом и думцами. Нечего, мол, преследовать начальника.

Доллар сразу на рубль подорожал. Интересная игра. Подешевели акции, евробонды.

В Третьяковке открыли выставку. Нужно сходить. Посмотрю, послевоенный авангард.

Девиз выставки: «Умирающий день раскрывает объятья».

 

Тайные плетения

15 мая 1999

Тепло, солнечно, расцвела сирень.

«Власть мироедов долой, Родина к бою зовёт»…

Песня обретает новые смыслы:

«Если любишь, найди, если хочешь, приди.

Этот день не пройдёт без следа…»

Отставку «мироеда» голосуют в Думе.

С утра зовут на пикет перед входом в думский дом. Рассказывают об инспекциях в войсках. Намекают на то, что вооружённые чеченцы готовы защищать Кремль.

Пойти, что ли? Зачем? Понаблюдать…

Лет десять назад я бы была сейчас «в рядах революционеров». Теперь — воспитанная. «Партия Ленина — сила народная…»

Вечер. 19:20.

У меня за окном кухни висит кормушка. Всю зиму стайки воробьёв, иногда синичек, дрались за возможность поклевать.

В мае кормушка оказалась в распоряжении семейной пары. Они умудрились отвадить всех остальных пернатых, и… однажды прилетели со своими малышами.

Птенчики крупные. От мамы и папы их можно отличить по маленькой, узкой голове. Да и — посмелее они. Родители учат их, подбадривают, охраняют. И иногда наказывают. За излишнюю доверчивость.

Птенчики очень забавно щебечут. Громко, переливисто.

Целый день сегодня я слушала этот гомон вместе с радиосообщениями из парламента.

Никуда не пошла. Сварила обед. Нарезала и замариновала листья салата. Поработала на компьютере. Готовлю вопросы к зачёту.

На прошлом занятии одна моя студентка, заполняя учебный бланк по расчёту зарплаты, в графе «иждивенцы» написала — «Борис Николаевич Ельцин».

А что!? Думаете, молодёжь ничего не понимает?

Последнее сообщение из Думы передавал корреспондент по имени Тит. Мрачно:

«Сейчас тут — великий стон, но скоро он перейдёт в крепкий мат. По всей Руси. От края до края».

Уже начали рассказывать о тридцати тысячах долларов, которые обещали (или давали?) всякому не пришедшему на заседание. Намёк…

«Гнать с работы, из страны, а лучше — из жизни. В своём презрении к людям, к нам, он упрочится теперь. Как можно было не высчитать это уже тогда, когда впервые услышали: Борис, ты не прав».

Фраза самого большого начальника из советской сказки. А было всё это? Уже не верится. Если было, то, наверное, было нужно. Зачем? Чтобы мы жили так, как живём теперь. Лучше. Против этого возражать никто не станет. Прав был «Борис». Да и Хрущёв — пророчески провозгласив, коммунизм начнётся в двухтысячном году. Он не уточнил тогда, что коммунизм коснётся не всех. Будем считать это допустимой погрешностью.

Сегодня день рождения папы и день свадьбы моих родителей. При чём здесь Тит, Ельцин, мироеды, депутаты?

 

Десять во второй степени

19 мая 1999

«Мама, подари мне автомат, в сплетни ты, пожалуйста, не верь.

Я умею замечательно стрелять в самую пленительную цель«.

Поэт-авангардист Олег Берёзкин

Через полгода — выборы. Настрой людей меняется. Такое озлобление, откровенная грубость оценок.

«Все видели, кто есть кто». «И щенок Рыжков, и паралитик Жириновский, и словоблуд Явлинский». «Последние иллюзии в отношении режима прошли».

Как бы девяносто восемь процентов плюющих в сторону власти граждан не оказались перед необходимостью драться…

Министром внутренних дел поставили Степашина. «Мента».

И — появилась совсем не смешная шутка:

«У нас уже были Хрюша, Филя и Степашка».

Ощущение сумерек. Смутно, холодно.

Завтра обещают потепление. А нас ждёт очередной стресс: до шестого июня отключают горячую воду.

И этот «мир заметётся, как следы».

Лучше ходить в театр. Говорят, где-то ставят Олешу. «Нищий, или Смерть Занда».

Чувственное восприятие мира, детство, внезапный толчок прозрения, трагизм, живая вода после мёртвой…

Олеша чувствовал, что вокруг «ерунда и вонище»:

— Знаете ли вы, что такое террор? Это огромный шип, глядящий на нас из-за угла.

Сегодня исполнилось сто лет со дня его рождения.

До сих пор ничего не изменилось.

 

Гарантия качества

22 мая 1999

Известна ли вам, господа, прелестная песенка «That is Maria!»? Довольно пикантная, но необычайно трогательная.

Томас Манн

 

«Комары не дают спать ночью, закрой окно», — распорядился Павел Андреевич.

Он всё еще охает и нянчится со своей рукой. Предстоит ещё одна операция — теперь нужно вынуть, поставленную во время первой экзекуции, скрепку.

Страшно. Угнетает. Расстраивает. Поднимает уровень гневливости.

— А ты слыхала, что в еврейском театре после спектакля нашли бомбу? Какой-то зритель оставил сумку, а уборщица выбросила её на улицу. Бородатый артист, с косичкой, рассказывал сегодня по телевизору. Сказал, что он взял сумку и отнёс к гаражам. Там нашли часовой механизм, но не заведённый. Играли премьеру по Эренбургу и полный зал.

— Так я же именно на этом спектакле была. И долго после окончания бродила между картин выставки. Купила «Розовые горы»… Да и народу там, практически, не было. Актёр… погорячился по поводу полного зала…

— Вот. Не ходи туда больше.

Не пойду. Хотя, мне по душе задумывать и осуществлять театральные прогулки. Особенно приятно, когда они образуются случайно.

Два последних похода таинственным образом привели меня в нужное место, в нужный час.

Так было, когда я шла мимо МХАТа и увидела афишу песенного фестиваля. Кстати, в фойе встретила артистов из Шалома. И они поделились новостью: больше там не работают. Разошлись во взглядах на творчество с режиссёром.

Или сегодня. Ну чем не магия?

Я отправилась на Арбат послушать бардов.

Праздник «Ах Арбат, мой, Арбат» был в разгаре.

Солнечно. Оживлённая нарядная публика двигалась пульсирующей толпой.

Мне не хотелось долго стоять перед сценой под солнечными лучами, и я вошла под навес кафе.

Сделала заказ.

Как вкусно! Мясо тушеное в горшочке. Пирожное в виде сердечка с клубникой. Кофе «Капуччино». Не разобралась, что это, — но блаженство.

Разглядывала людей. Очень стильные — наверное, артисты.

Напротив — особняк модельера Юдашкина. И огромный плакат «Продаются квартиры». Неожиданно взгляд падает на вывеску. «Театр Рубена Симонова». Зайти?

У них сегодня аншлаг, но один билет есть. Ура. Меня ждали.

Сижу в первом ряду длинного, как коридор зала.

Спектакль построен на воровском сюжете и любимых ворами песнях.

«Мамочка, мама, прости дорогая, что дочку-воровку на свет родила. Вора любила, с вором ходила. Вор воровал, воровала и я».

Какие чары у этих песен? Почему они подчиняют себе? Откровенная пошлятина, но это понимает только сознание. Чувства — уже в их сетях.

«По улице ходила большая крокодила. Она, она — такая вот была. Увидела китайца, ударила… Не больно…»

Эти подмигивания и намёки, рифмы и недосказанные слова приводят зрителей в восторг. Свист, аплодисменты. Я не хлопала, но радостно воспринимала виртуозную игру актёров.

Позади меня сидели мама, дочка и, как мне показалось, весь дочкин класс. Коллективный поход в театр.

Мама: «Оля, как тебе не стыдно. Как ты можешь мальчикам повторять эти глупые куплеты. У тебя такое хорошее воспитание».

Дочка: «Ага. На мультиках…»

Мама: «Всё твоё детство прошло в консерватории…».

Дочка: «Повесь мне на грудь табличку».

Мама: «А эти мальчики учат языки».

Дочка: «Татарский, удмуртский и матерный…»

У Дани другие заботы — сессия.

Говорит, нужно звёздной ночью выйти на балкон, раскрыть зачётку и воскликнуть: «Халява, ловись!»

Я:

— А как диабата выглядит в ТС-диаграмме?

Даня:

— Не проходили.

Я:

— А политропический процесс?

Даня:

— Сколько будет дважды два? Первокурсник сел, посчитал; второкурсник достал логарифмическую линейку, посчитал; третьекурсник достал калькулятор; четверокурсник побежал искать компьютерный класс; а пятикурсник возмутился: «Я что, должен все константы помнить?»

 

Сочетание оттенков

27 мая, четверг

В ожидании лета купила себе сабо на пробковой подошве. Надела прямо в магазине и топала в них до дома. Удобно, просторно, свободно.

Татьяна Ивановна — голубушка — обсуждает, «каким должен быть Советский Союз, чтобы Советскую власть нельзя было больше никогда разрушить».

«Лужков перенёс» Андреевский мост в сторону от трассы строящегося Третьего кольца.

Директор Московского мясокомбината озабочен отсутствием мяса для пресловутой колбасы: «Наши люди жить без колбасы не могут. Если её не будет, они просто не выйдут на работу. А делать её не из чего. Заграничное мясо для нашей колбасы не годится».

Духовник Троице-Сергиевой лавры Загорского монастыря учит, назидает:

«Нудить себя должно. Без этого никакое доброделание не получится. Смиряться и трудиться. Работать и принуждать себя».

Уже началась сессия, и мои студенты сдают первые зачёты. К знаниям стремятся мало. В основном, хотят получить диплом, спасающий от армии на год.

— Зачем, — спрашиваю, — вы учитесь? Какая цель?

— Получить бумажку и без экзаменов — в ВУЗ, ещё на три года отсрочка.

Есть, конечно, любители учиться, но их мало.

Тоскливо.

Домой шла, неся корзиночку клубники. Вокруг меня распространялся вкусный, нежный запах. Всё было так красиво, пока во дворе, рядом с метро, не наткнулась на милицейскую машину, из которой, надевая бронежилеты, высыпали милиционеры. В руках у них были пистолеты. И — оружие покрупнее, готовое к бою.

Что-то затевалось.

Страшно… и ощущение нелепости существования такой беззащитной, жалкой клубники — меня?

«Сегодня — то самое завтра, о котором мы заботились вчера»?

На дворе другая эпоха…

Экология движения

29 мая, суббота

«Борис Абрамович Березовский над Россией простёр свои крыла…»

«Анна Иоанновна в чрезвычайно тяжёлом состоянии…»

Дождичек, ветерок, тепло.

Мрачное музыкальное сопровождение передачи «Перспектива» русского радио нагнетает страх. «Русские идут».

Вчерашний день рождения пограничной структуры Союза вызвал приток войск на защиту Москвы от регулярно напивающихся в этот день «зелёнофуражечных дембелей».

— Видишь, что делается. Никуда не ходи, — пугает Даню папа.

Данил смеётся и пародирует голос диктора: «Тридцать чернорубашечников из „Памяти“ собрались на пересечении Нагатинской набережной и Пролетарского проспекта. В настоящий момент на их разгон движутся танки и подразделение Российских войск».

«У нас нет уже ни политики, ни страны. Как это клёво!» — говорят «придурки» из кукол НТВ.

«За неделю — три министра финансов. Степашин — в роли мажордома».

В деревнях бабульки плачут из-за отставки Примакова — новый российский сюр.

В Москве пропал бензин…

Виктор Пелевин в своём новом «русском романе» написал: «если и есть Заговор против России, то в нём участие принимает каждый её житель».

До меня доносятся отголоски тех мерзостей, которые заполнили ТВ и радио.

Демократов обвиняют в «фекально-анальных» пристрастиях, в «скотоложстве», в «голубизне» … Фу… В двадцатые годы барышни жеманно произносили: «Фуй…»…

Суббота, вечер.

В театре «Шалом» сегодня закрыли сезон. Хозяин театра, бывший «радио-няня», актёр Левенбук отозвался на «бомбовую» сенсацию анекдотом:

«- Говорят, Рабинович купил лотерейный билет и выиграл сто долларов. Это правда?

— Да, только не в лотерее, а в преферанс и не выиграл, а проиграл«…

Я поняла, что никакой бомбы не было. Что-то было… Кажется, деталь пылесоса…

Ансамбль, созданный из артистов театра и поющий про задний ветер, назвали «Гефилте фиш», фаршированная рыба. Теперь шутят, что в Москве есть не только «Иванушки-интернешнл», но и «Абрамушки-интернешнл».

Как-то в антракте, мой сосед, некто, по имени Лев показал мне жёлтенькую карточку и спросил, не интеллигенция ли я.

Оказалось, на карточке написано, что интеллигенцию приглашают на огонёк, поговорить, отдохнуть… Даты встреч. Адреса.

Лев при этом грустно отметил:

— Я зря прожил жизнь, тратил время впустую. Сидел целыми днями с паяльником, ремонтировал телевизоры. Теперь узнал, что человек может жить иначе.

Среди удобных красивых вещей, красивой одежды, полезных приборов. Я вам позвоню. Расскажу, как встретиться с интересными людьми.

31 мая, понедельник.

Дождь.

Жириновского не выбрали губернатором Белгородчины.

Припомнили ему голосование против отставки Ельцина и обещание вешать коммунистов.

Анекдот:

«В украинском парламенте спикер говорит:

— Прошу депутатов прекратить речи о «жидах и москалях». Одно и то же. Одно и то же… Вешать, топить… Буду сразу лишать слова. Говорите на другую тему. Вы о чём собираетесь говорить? Об экологии? Хорошо. Об экологии можно.

— Вы посмотрите, что у нас делается с экологией! Деревья вырубают, реки мелеют. Скоро не на чем будет вешать и не в чем топить».

В Югославии продолжается война. Разрушают мосты, города. Гибнут люди.

 

Инсталляция

5 июня 1999

В Москве плюс тридцать восемь градусов.

Нора закрывала свою дверь ключом, когда внизу хлопнула дверь подъезда.

Лилия, будто взлетела на третий этаж. Светлое, английского покроя, узкое платье, струящийся белый палантин из шифона.

Нора пригласила её в гости ещё утром по телефону. И вот она здесь, лёгкая, улыбающаяся.

— А я собралась в булочную. Хотела купить чего-нибудь вкусненького.

— Нора, я так рада вас видеть, только не нужно в булочную. У меня тут полная сумка только что напеченных пирожков. С капустой… В общем, вкусненькое есть. Не уходите в булочную.

— Ну, раз так? Мама, ты готова? Проходите, Лиля.

Мама, Софья Израилевна, родственница знаменитого университетского профессора, историка Куна, очень пожилая, «прабабушка уже». Светлые завитые волосы, плотный слой грима на лице. Губы аккуратно накрашены. Строгое элегантное платье. Готовилась к встрече:

— Норочка только-только закончила красить кухню.

Нора:

— В классическом стиле. Я купила очень дорогие краски. И сделала, как в салоне Дома Художников. Голубой, розовый, белый. Но только наоборот. У них стены голубые, а потолок розовый. Мне кажется, это давит. А правда, голубой потолок гармоничней?

-И между ними белая полоса — кажется перламутровой.

Нора:

— А это краски такие. Нравится?

— Можно фриз нарисовать.

Нора:

— Я думала об этом. Веночки пустить. Мне даже приходила в голову мысль, на потолке в картушах ангелочков сделать, но мама…

Софья Израилевна:

— Да, я ведь здесь худсовет. Нора даже, когда мы в ссоре, приходит ко мне. Состроив кротость в лице, фигуре и голосе: «Мама, вот я нарисовала. Как ты думаешь?» Так вот, я считаю, кухня слишком маленькая,.. для ангелочков.

Проходите, Лилия, в мою комнату. Наша галерея начинается с неё.

Квадратная маленькая комната с окнами на двух стенах угла. Между окнами висят две впечатляющие картины. Копия Рафаэлевской Сикстинской Мадонны и…

— «Петр Первый с соратниками перед боем».

Лилия замирает. Вглядывается в огромное полотно.

«Да. Да», — думает, — «Вот, главное качество мужчин. Нет, неправда, что они такими стали только сегодня. Оказывается, всегда они такими были. Безответственность. Улыбки азарта на губах Петра… Перед боем? Глаза горят спортивной страстью. Лица соратников освещены внутренним светом глумления и … возможно ли?.. Похоть…»

Софья Израилевна:

— Все лица написаны с портретов. Норочка ездила в библиотеки и там рисовала. Книги редкие, их взять с собой было нельзя. Библиотекарши специально подбирали для неё.

А вон там — вверху картины — образ будущего Петербурга. Видите?

— Какие у них выражения лиц… Странные. Ведь там — за ними — жизнь и смерть, а они, будто перед макетом железной игрушечной дороги на батарейках.

Нора:

— Я читала про них. Я представляла, какие у них были чувства. Они были игроки. А вокруг — всё игрушки. Пётр играл в царя. Строителя, полководца. Здесь возбуждение от уровня игры. Все игрушки — живые…

Я вам сейчас покажу. У меня целая серия — Пётр, Голландия, строительство кораблей.

Нора приносила и расставляла картины. В рамах, без рам. Маслом, акварелью. Монументальные сцены Петровской эпохи.

И в противовес — лиричные скрипачки. Образ музыки.

— Вот эта первая. Я как-то с девочкой скрипачкой поселилась в одном номере гостиницы. Она мне так понравилась. Я сделала триптих. Он стал символом ГКЧП. Потому, что они совпали. И потому, что гекечеписты чрезвычайное положение в стране обозначили симфонической музыкой. Помните, все дни, пока страной руководил этот Государственный Комитет, звучала скрипка. По ТВ показывали Лебединое озеро.

Вот ещё одна. В другой манере. Этот картон много раз был на выставках.

— Удивительно. Такое самоуглубление, что лицо сложилось посередине и втянулось внутрь, туда, где музыка, где всё самое настоящее и происходит.

— Нора, а ты покажи Лиле свою «Свет и тень».

Откуда-то с антресолей была спущена картина, занявшая полкомнаты.

Задний план — бутылки, вплетённые в очертания стрельчатых арок здания. Вереницы черных скорбных мужчин тянутся вглубь этого дьявольского храма. На переднем плане — спина юной девы. Изящный изгиб. Рыжие, в мелкую кудряшку, волосы разбросаны по плечам. Белая, светящаяся, небесной красоты, голая выше локтя, рука поддерживает кудряшки. Девушка смотрится в круглое зеркало. Это наблюдает паренёк в белом костюме и с розой в петлице. Свет.

— Прекрасная мечта. Но счастью не суждено сбыться? Зеркало останавливает порыв.

Нора:

— Я хотела показать… Что в том ужасе… Помните, это было при Горбачёве. Жуткие очереди за водкой. Людей в них давили насмерть. Меня это так мучило. Но, ведь, есть в жизни прекрасное. Любовь, молодость, красота природы.

Мы тогда увлекались колористикой. Я в доме творчества в Рузе отдыхала и ходила на прогулки с художницами, расписывавшими ткани. Батик давал возможность соперничать с лесом, закатом… Мы ходили, восторгались: «Ах, как свёрнут листок, ах, какой мухомор, а какие рефлексы на этом мхе. Нужно это перенести на ткань… Я тогда подобрала восхитительный шелковистый кусок берёзовой коры. И, когда писала эту светлую девушку, передавала рисунок и свечение коры…

— Да, я вижу теперь. Но подсознание прочитало-считало это сразу. Было узнавание чего-то самого дорогого для света, тепла, добра. Солнечного луга в берёзовых кронах.

— Идём пить чай?

В кухне на столе в «авторском» большом блюде красовалась гора пирожков. Принесённые Лилией конфеты были упакованы в коробку, по форме напоминавшую …скрипку…

Конечно, когда я, покупая конфеты для чаепития в мастерской художника, выбрала именно этот набор, даже и представить не могла, что розово-бирюзовые скрипачки ждут нашей встречи.

Покоривший меня пейзаж. Вспененная светом, живая вода падает в Мёртвое море. Вот они. Прекрасные картины. Уже живут в колористике обыденной Московской кухни, в квартире двух,когда-то знаменитых и никому не нужных теперь, потрясающе талантливых женщин. У Белорусского вокзала.

А после забавного диалога:

— Сколько стоит?

— Тысяча. Много? Сбавить? Уступить?

-Нет, нет. Не надо сбавлять и уступать.

Я принесла домой цветущие развалины Иерусалима. Они бесценны, Элеонора. Снова бирюза и светлый цикломен.

Совсем как мои шляпки, и занавески, и … воспоминания…

 

Людмила Макарова 16/12/13 13:22

Элеонора Стёркина — великий Советский портретист. В её портретах- Советский Союз выглядит ласковым, любвеобильным, тёплым. http://artru.info/ar/13536/

 

Настроение

6 июня. Воскресенье.

«И вот словами связана,

Как крепкою верёвкою,

И всё-то вам рассказывать

Становится неловко мне…»

Жарко.

Вчера ликвидировала запыление на балконе, обновила интерьер красивой драпировкой и сейчас качаюсь в гамаке. Летает пух. Солнце пробивается сквозь ветки обломанной прошлогодним ураганом груши. По-моему, тот ураган налетел, чтобы подрезать, закрывавшее мне свет, дерево. Да и вообще — земля вращается, чтобы я иногда могла погреться на солнышке.

Пышно цветут герани и коготки, добросовестно выращиваемые соседкой. Внизу на качелях дети громко считают: «девять, восемь, семь, два, один…

Ты, внучонок, тоже уже считаешь. Ложишься ничком на ковёр и, поднимая ножки, произносишь звуки, похожие на один, два, пять. И — радостная кульминация — о-дин-наа-цать!

Ты уже начал ходить. Отпускаешь мои руки и — как с вышки в воду… Восторг. Страшно. Победа.

Какое у меня сейчас настроение?

Радостно-горделивое. Умиротворённое.

Но утром…

Должны были дать воду сегодня. Поэтому, проснувшись, представила душ; перебрала вещички, которые нужно постирать. Завтракать не хотелось. Подумала, поем у Аси. Взглянула на часы. Вспомнила, что моя доченька пошла на повышение. Даня сказал: «Проклёвывается династия главных архитекторов».

Воду, конечно, не дали. Несмотря на утверждение Данила:

«Сейчас ведь не советское время, когда — или копают от забора до обеда, или отдыхают. Теперь другие анекдоты:

— Ты что можешь делать?

— Могу копать. А ты что можешь?

— Могу платить…»

Вышла из дома и удивилась пустынности улицы. Где люди? А что сегодня за день? Неужели воскресенье? Неужели я перепутала его с понедельником? Нет, не может быть.

Люди, всё-таки, появились. Только вид у них был явно не деловой. Непривычно много мужчин с детьми. Такое бывает только в выходные дни. Нужно у кого-нибудь спросить. Вот так-так. Вспомнила старушек, шамкавших: «Доченька, какой сегодня день?»

Меня можно поздравить. Влилась в их строй.

Вот, дойду до киоска. Если не работает…

Но книжный киоск открыт. Его владелицы, какие-нибудь бывшие конструкторы, моют окна, расставляют свою литературу-макулатуру…

Вхожу в переход. На всех пристенных «торговых точках» опущены жалюзи. Собираюсь с духом: «Почему киоски закрыты?»

— Да, ведь праздник же. Лужков распорядился сегодня всё закрыть. Для вашей безопасности.

— А-а-а-а… Праздник… Ну да. 200 лет со дня рождения Пушкина….

Ощущение подножки. Растерянность. И что теперь? Спуститься в метро? Поехать посмотреть на украшенный город? Не хочется. Купить чего-нибудь в гастрономе? Будто в магазин пошла…

Пьяницы у нас под окнами по этому поводу декламируют.

«Ты — меня — и — я — вернусь. Вместо Светловских «Жди меня».

Ой!

Вспоминаю, что в сумочке «пятисотенная бумажка»; ничего я не куплю: у них не будет сдачи.

Уже не лечу. Бреду. Захожу в пустой прохладный магазин. Продавщицам не до меня. Кто-то умер, обсуждают.

Ну хорошо, хоть, не просто повернула. Иду домой — без желания идти. На клумбе лежит мёртвый голубь. Ещё несколько вымученных шагов, и натыкаюсь на дорожку из засохшей крови.

Видно, где этот бедолага упал, его тащили туда, потом туда, и понесли. Дальше идут капли.

Ну всё. Так. Где моя «гигиена сознания»?

Открываю дверь, снимаю, башмаки. Такие тяжёлые… Мою руки: вода так и осталась ледяной? Сегодня же шестое!

Иду звонить. В Израиль.

— Мамочка, здравствуй. Наконец-то, ты дома.

— Здравствуй доченька. Но через пять минут меня дома уже бы не было. Я собираюсь на работу.

— А, ну да, у вас, ведь, в воскресенье неделя рабочая начинается.

— Как ты, Люленька? Я получила твоё письмо. Фотографии стоят здесь передо мной Какой чудесный у меня правнук.

— Всё в порядке Я же тебе написала…

— Вот, как раз, по тому, что ты написала, я поняла. Что — не всё.

-Ты так поняла? Да нет, же. Всё хорошо.

— Не обманывай меня. Ты думаешь, что мама не может понять, что твоё «всёхорошо» значит?

«Растерянно и ласково

Гляжу на зори дальние,

А хочется участвовать в рассвето-сози-дании…»

Трудно объяснить масштаб праздника в честь Пушкина.

Вдруг возлюбили поэта те, у кого «идеалы измельчали». Празднует вся страна. На Красной площади поёт сейчас Плачидо Доминго. На Пушкинской площади — шествие со свечами.

Премьер новоиспеченного правительства читает стихи в Михайловском. Красуется министр труда. И губернаторы.

То-то «пруха пошла».

Отремонтировали Пушкинские музеи. Засиял-заблестел Крейновский особняк на Арбате, куда меня очень настойчиво приглашали работать реставратором в восьмидесятые годы. По тем временам — в борьбу с чиновниками.

«Перечитали» и сказки Пушкина.

Нынче в моде — концепции. Вот, пожалуйста, новая концепция о Гвидоне:

«В сказке заложена структура жизненных ценностей.

Иерархия такова:

Сначала недвижимость заиметь. Остров. На острове построить дворец.

На следующем уровне — создание капитала. Банки, оборот. Появляется белка: грызёт и складывает скорлупки золотые…

Но высшей ценностью, всё-таки, стала семья. Найти, отвоевать любовь и жить долго и счастливо«.

Это как раз, хорошо соотносится с новыми, «инновационными» воззрениями.

Жениться, выходить замуж можно только тогда, когда есть всё. Деньги. Дом. Работа. Нет только семьи.

«И сижу — заворожён миражом.

Неужели миражи — это жизнь?»

 

Небесный бархат

Десятое июня

Самое остроумное поведение английских бобби:

— Пусть себе…

 

— Помнишь, что было в прошлом году после такой жары?

— Ураган? Штормовое предупреждение? Думаешь, будет то же самое и сейчас? Сегодня дождик только чуть-чуть покапал.

— Не только дождик. Где-то далеко гроза собиралась, но не проявилась.

Перед прошлогодним ураганом было тихо-тихо.

И вчера — тоже . Я долго наблюдала за облаками. Не двигаются.

Ты обратил внимание, какие ночи были после той страшной валки деревьев?

Первая была тихая, и абсолютно черная.

Я шла от Аси вечером. Почему-то не горели фонари, и вокруг плотная чернота. Я даже заблудилась среди лежащих поперёк дорожки веток и стволов. Пробиралась, наощупь, вытянув вперёд руки.

Следующая ночь, наоборот, была — белой. Как в Ленинграде. Фонари ещё не успели починить, но было светло как днём.

— Этим летом обещают высокую солнечную активность. Что-то ожидается. Даник сказал, «Нострадамус предсказал приход царя тьмы». И, что это единственная незашифрованная дата во всех предсказаниях.

— Станция «Мир должна из космоса свалиться.

— Её собираются утопить.

— Посмотрим…

У меня уже начались инфернальные события. Сглазил кто-то, или солнечная активность подбирается?

Дали воду и я затеяла стирку, мытьё шкафов и полов.

В 5 часов назначена встреча группы нового столичного гуру Фролова. Собираюсь посетить его лекцию, послушать.

К четырём, благоухающая, в элегантном ансамбле из длинного шёлкового платья-карандаша и «винтажной» бархатной жилетки дефилирую от дома.

Настроение замечательное, собой довольна…

Навстречу мне выезжает автомобиль, но не отворачивает, а продолжает движение.

О, ужас! Прямо на меня. Что со мной произошло! Прыгнула вправо, машина за мной. Дёрнулась влево, водитель вывернул руль в ту же сторону. Наконец, мы разошлись. Машина умчалась, а я долго не могла прийти в себя.

Он пытался меня сбить?

Возле сбербанка стоит милиционер:

— Ребята развлекаются, резвятся,- успокаивает он меня.

— Нужно что-то сделать. Он же пьяный.

— А номера запомнили? Я не могу за всеми уследить. Знали бы номера, сообщил бы по рации, его бы остановили. А так, будем считать, что нам просто всё это показалось…

— Показалось? А… Ну да… Будем считать, что «показалось».

Моральная поддержка милиционера оказалась кстати. Оторопь (ведь чуть не погибла) начала проходить.

Сейчас сосредоточусь на дыхании.

Раз, два…. Начинаю смеяться.

Анекдот к месту:

«Приехал чукча в Москву, сел в «Мерседес» спрашивает водителя, что это за кружок впереди на машине? Прицел, шутит водитель. В это время дорогу переходит бабулька. «Мерс» вправо, бабушка туда же, автомобиль влево, ну и бабуля там оказывается. Шофёр взмок, а чукча радостно произносит: «Москвич, однако, плохой охотник. Если бы чукча дверь не открыл, ушла бы бабка».

Фролов показал упражнение для развития силы воли.

Нужно сцепить руки, поднять их над головой и прожить в такой позиции 20 минут.

Как столпник, стоящий на одной ноге, для испытания духа.

Не сдаваться… Получить опыт стойкости.

Событие:

Война в Югославии, кажется, закончилась.

 

Ожидание урагана

26 июня. 31 градус.

Демократия это власть толпы, одержимой демоном.

Вот оно российское коварство.

Когда наш батальон оказался неожиданно в Югославском аэропорту, где собиралось расквартироваться командование миротворческих сил НАТО, все ошалели.

Наши генералы мило улыбались:

— Ну ничего, уладим эту конфликтную ситуацию, зато все видят, мы ещё способны показать этим американцам «Кузькину мать». Нам, конечно, нечем поить и кормить солдат. У вас попросим. А что?

Такие вот непосредственные милашки. Таково величие России.

Вчера в Совете Федерации дали разрешение, при трёх воздержавшихся, ввести войска для миротворческой операции. И сегодня все и везде обсуждают только это.

Шестьдесят миллионов долларов в год — выделили. Решили попробовать себя в экстремальной ситуации.

Солдаты, едущие туда, десантники — добровольцы. Они тренируются в Иваново, окраины которого из-за реформ похожи на разбомбленное Косово.

Деньги для них — главный мотив этого похода. Здесь они зарабатывают тридцать долларов в месяц, там будет — триста…

Одного солдатика спросили:

— Родители-то что об этом думают?

Он, по-детски, вскинув голову, ответил:

— Я уже большой.

Люди на улицах:

— Глупость. Сколько нас можно учить, дураков?

— Как это ни один из сенаторов не проголосовал — против?

Безработных у нас сегодня — 15 процентов от всех работающих.

Данил сдаёт сессию, но не забывает рассказывать байки:

— Профессор, я согласна абсолютно на всё, чтобы получить на экзамене хорошую отметку.

— На всё?

— На всё, что угодно….

— Тогда, идите и выучите предмет.

Демонстрация силы в Косово Данику тоже по душе:

— Вы с Биллом давно женаты и ни разу не ссорились. Как это получается?

— Когда мы с Биллом ехали после свадьбы, наша лошадь споткнулась. Билл сказал: «раз»…

Когда она споткнулась второй раз, он сказал «два»… На третий раз он выхватил пистолет и застрелил её. Я закричала: «Что же ты убил нашу лучшую лошадь?» Он ответил: «Раз»….

Вчера прошли выпускные балы.

В Москве — особенно пышно и богато.

Школы снимали на ночь теплоходы и дорогие рестораны.

Что будет дальше с этими детками?

Кроме институтов, стоящих дорого для многих, ласковое солнце демократии предложило наркотики. Начинают курить и колоться ещё в школах.

Доллар стоит 24рубля 23копейки.

 

Коварная бахрома

Сегодня 30 июня

Семнадцатое число месяца темуз по-Израильски

32 градуса.

Июнь в Москве оказался таким жарким, каким, как говорят синоптики, не был ещё никогда.

В Израиле такая же жара в Иерусалиме и Тель Авиве. Правда, в Эйлате — больше. Сорок.

Расплавленные мозги озабочены вопросом природы зла.

Смущение — низшая часть шкалы.

Выше градуируется раздражение.

Ещё горячей — гневливость.

И, наконец, отпущенная на волю агрессивность со всеми её разрушительными последствиями.

Обида — это подавленный гнев.

Православный философ Авва Дорофей советует со злом справляться на стадии смущения. Вот, говорит он, был ты в благодушном состоянии, думал о добром и вечном, а тут брат твой бросил тебе слово дурное. Как тлеющий уголёк.

Можно смириться и огонёк погаснет.

Но если ты начнёшь думать о нанесённой обиде, раздуешь огонь, пойдёт дым. Защититься можно тремя способами: молчанием, молитвой, или глубоким до земли поклоном.

Украина не пустила «нового украинца» еврея Диму Рабиновича из Израиля в Киев.

Глава тамошнего совета безопасности сообщил, что Рабинович наносит вред нравственному климату граждан Украины.

Дима обиделся и пообещал «бороться до конца».

Людей сегодня разделили по хижинам и дворцам.

Одни «беспомощные», а другие — «предприимчивые».

 

Гаражный кооператив

Наша «Нива», после покупки, поселилась под окном. Я перестала спать. Оставляла на кухне свет, вскакивала ночью, вглядывалась в мерцающие фары.

Мысль — «украдут» — отравляла…

Решение соседей построить гаражи стало освобождением.

Мне были знакомы разные архитектурные районные начальники и правила всяких согласований. Поэтому и удалось помочь кооперативу получить разрешение на строительство. Это было достаточно сложно.

По генплану Москвы, наша земля была уже занята. Там должны были соорудить гостиничный комплекс. Но «пока»…

«Что же вы пришли ко мне?», спросил главный районный начальник. Есть закон. Вот и поступайте по закону. Все говорят о демократии, а как доходит до личного интереса, приходят «просить».

Хороший урок для демократически настроенных граждан… Только каждому хочется быть исключением из общих правил. В нашем государстве законы, как известно, хорошие, но…

Итак, гаражи возникли временно.

Сразу молва, как водится, запричитала, что стройка привлекла «проходимцев»: спекулянтов, рвачей, ворюг и воришек.

Главным из них, народ назначил начальника строительства. «Живёт в нашем доме. Лакомый кусок — с неба свалился».

Меня всё это не интересовало.

Построили. Машина получила дом, и ладно.

Несколько зим мучила руки, оттаивая замок на воротах.

Однажды уехала и забыла проклятые железные створки закрыть.

Сторож сказал: «Вот она — память девичья»… И мне всё это надоело. Заботы о ремонте машины, пробки, напряжение в дороге, вечный запах бензина и грязные руки…

Наигралась и довольно… Поездки общественным транспортом легко прогнозировать и передвигаться можно, пренебрегая самим «процессом передвижения».

Да и горделивая исключительность — «женщина за рулём» — похоже, скоро станет совсем неактуальна. Автомобили теперь начинают покупать именно дамы, научившиеся раньше своих мужчин зарабатывать «бабки»…

Года два уже не заходила в гараж, а сегодня мне сказали, что в кооперативе идёт какое-то переоформление.

Позвонила соседям. Услышала:

— Тут всё переменилось. Обидно наблюдать. Помните начальника стройки? Он же был тогда никем — работяга из НИИ.

Подмял под себя кооператив. Торгует машинами и гаражами. Построил, на здесь заработанные деньги, магазин. Таким богатым стал.

Разве мы думали, что с нашими степенями учёными и уникальными знаниями, вдруг, останемся ни с чем — с крошечной пенсией. Приходится на старости лет отказаться от всего, к чему привыкли.

От ежегодных курортов, бесплатных поликлиник, продуктов по заказам. Приходится работать, да ещё и унижаться: «Заплатите зарплату, ради Христа».

А этот проходимец?.. Он живёт совсем по другим законам.

У нашего института был дачный участок. Мы кусочек земли получили. Дачку построили. И, вдруг видим, часть нашей земли, принадлежавшей институту, купил начальник гаража. И не такую, как у нас, холупку построил, а возвёл дворец из кремлёвского кирпича, да чугунным забором отгородился… Там и баня, и бассейн, и …

А зачем, спрашиваем, второй дворец на участке? Да это же гараж, отвечает.

Вот как. Обидно, сил нет».

Слушала жалобу своих «неудачливых» соседей, как старую одесскую песню:

Отродясь, завистлив не был
Мы, ведь с ним земля и небо.
Посудите сами.
Кто есть я, и кто есть Хаим.
У меня зарплата двести, у него — сложите вместе.
А ведь в нашем РСУ — я в две смены, он — в одну.
Разве не обидно?
Я впотьмах картошку жую.
А он при люстре ест икру.
Разве не обидно?

 

Свет повседневности.

Начался июль. Суббота.

«Картина маслом»

Мужчине моей мечты.

 

Облокотившись на вишнёвый стол, в своей нарядной лоджии, наблюдаю, как в луже внизу купаются воробьи.

Только что прошёл ливень с молнией, громом, включением машинных сигнализаций, треском ломаемых ветвей.

Дождь лениво падает ещё на яркие листья груши и стекает по лакированному стволу берёзы. Воробьи чириканьем откликаются на, теперь уже дальние, отзвуки грома…

Вчера в 9 часов утра, после сыгранного музыкальным звонком пассажа «страстью и негой во мне всё трепещет», прихожая заполнилась живописной картиной.

Улыбающийся загадочно Аркадий облокотился на косяк открытой двери:

— Если решите гулять, вот колясочка.

Красавица Ася перечисляла, озабоченно загибая пальцы:

— Внучонок Марик — одно.

Одежда для выше названного — одно.

Еда для него же — одно. Всего три места.

Всё, всё, всё, опаздываем, подробности письмом.

После исчезновения Аси и Аркадия, посередине коридора остался мальчик с пепельными кудрями над удивлёнными глазищами.

Поднятый в знак максимального внимания пальчик, расставленные для устойчивости ножки в кожаных башмачках.

Я подхватила на руки очаровательное, недоумевающее создание и понесла его на балкон, пока «предательство» мамочки и папочки им ещё не было осознано.

Дальше жизнь закрутилась с невероятной насыщенностью и быстротой.

Экскурсия. Квартира большая, всё надо посмотреть. Марик ласково улыбается. Одобряя мои старания. Открываю все дверцы, заглядываем во все уголки.

Прыгаем на тахте, катаемся на подвешенных в коридоре качелях, кружимся на круге «грация», подтягиваемся на турнике.

Я ещё не завтракала, поэтому, не расставаясь с этим намерением, по ходу дела ставлю на огонь кастрюльку с водой и спускаю пакет с гречкой. Новая технология… Через 15 минут можно будет, разрезав пакет, выложить готовую кашу в тарелку.

Тем временем, продолжаем экскурсию.

Комната дяди. Марик сразу определяет, где может пригодиться его «квалификация». Направляется к компьютеру нажимать знакомые кнопки. Мои попытки лёгкого саботажа пресекаются такой широкой улыбкой, что я сдаюсь.

Идиллию прерывает дедушка:

— У вас там что-то горит? Кажется, гречкой пахнет.

Действительно, кастрюля сгорела вместе с кашей. Ну ладно, пусть сегодня будет разгрузочный день. Поголодаю. Вот здорово!

Мальчишка разводит ручки и крутит головой: «нет, нет?»

«Нет,- говорю, с моим завтраком не получилось, а ты хочешь есть? Улыбается. Подчеркнув улыбку сузившимися, по-японски, глазами: «Ам, ам», — радостно. И обе руки, красноречиво — в рот.

Даю сок и печенье.

Продолжаем исследование места обитания. Нужно открыть кухонные ящички и вынуть содержимое. Я активно принимаю в этом участие.

Самой интересно!

Из своей комнаты выходит бабушка-прабабушка и выносит мешочек с разными игрушками. Марик уходит к ней с удовольствием перебирать куколок, баночки, коробочки, пуговицы…

Мне передышка. Ненадолго.

Он уже выглядывает коварно из-за угла и прячется: «Где Марик? Здесь! «Сь…Де? Сь…»

И, вдруг, внучонок исчезает по-настоящему. Оглядываюсь — его нет. Бегу за угол. Нет. Я в панике. Бегу в комнаты. К себе, к бабушке. Неужели вышел на балкон? Нет! Где же он?

Мурашки по спине. Бегу обратно в кухню. Нет его. В ванну. Да что же это? Холодею…

Кричу: «Марик! Где Марик?» И слышу: «Сь…» Кровь к щекам, в виски — не вижу…

«Сь…, сь…» Стоит сияющий детёнок в щёлке за шкафчиком. Прополз туда под столом. Втиснулся, открыл дверцу, вытащил пакеты с крупами, рассыпал и занялся подсчётом зёрен, пока я бегала по квартире.

Моё эйфорическое состояние — «нашёлся!» — было понято, как разрешение перевернуть коробку и начать планомерное захватывание в горсть и рассыпание, «бух», по полу моей любимой каши. «Бух» — ещё горсть, «бух» — ещё… Какой стук интересный. Будто град идёт. Вся гречка — на полу. Теперь пора расследовать, чем заполнена хлебная корзина…

Пока с кряхтеньем выползал из-под стола, стукнулся.

Недоумённо замер и, во все глаза глядя на меня, начал надувать губы, но передумал. Заулыбался и деловито потопал к корзине…

 

Парижская линия

17 июля, суббота.

Похоже, жара спала.

Уютно устроившись на веранде открытого ресторана «Парижская жизнь», наслаждаюсь панорамой сада «Эрмитаж».

Он причёсан. Поливают из цветных шлангов траву.

Медленно прогуливается публика.

Немного необычная: «Пацаны». «Верх и низ — чёрные». Верх — майка, низ — шорты. На толстом брюхе — пейджер. Головы бритые.

Вот прошел «уважаемый папа» с двумя дочерьми.

Кларин, наверное, тоже так степенно прогуливается с Катюшей и Женечкой, уводя их в парки от разведённой с ним жены.

У входа стоит роскошный «Харлей».

Сейчас осиротят столик мальчик и девочка. Сядут на этого славного коня и помчат по дорожкам сада. Ведь они заплатили за возможность ездить там, где нельзя.

Знаешь, мой милый, сегодня, если заплатить охраннику, тебя пустят в любую дверь…

Нежная музыка шестидесятых — как свежий ветерок.

Клумба с маргаритками.

Сверкает молния. Гром. Поднимается ветер.

Кажется, сейчас пойдёт дождь и запрёт меня на этой ностальгической верандочке.

Можно было бы обрадоваться. Посижу. Я уже съела вкусную осетрину, затейливо украшенную овощами и зеленью.

Официантка Ирочка предложила пирог с яблоками: «В центре пирожка — мороженое. Теста мало. Очень вкусно».

Но мне-то хочется клубнику со сливками.

«Нет клубнички…», говорит, — «Но есть фруктовый салатик. Киви, бананчики…»

Славно. Пусть будет киви. Вкус этого нового для нас фрукта очень напоминает клубнику.

Удовольствия «на все сто» не получится из-за«вокруг курящих» и отсутствия аспирина. «Аспиринчик» был-бы сейчас кстати. Разбаливается голова.

Марик, не хочется входить в осуждение — критику курения.

Но уж очень мне не нравится даже пассивно принимать участие в большом бизнесе табака.

Это язычество, демонстрация своей неспособности привязаться к жизни другими способами. Гири на ногах, путы цепи. По виду не все курящие — чернь, которой присущи воскурения идолу, дьяволу…

Фу, чушь какая-то! В общем, не люблю я, когда меня насильно погружают в табачный дым.

Вчера было плюс 35градусов. Говорят, выше тридцати было в тридцать восьмом году. Жара была в 32 градуса.

Москва, наверное, скоро будет Африкой.

Вот, по поводу «скоро»…

Напряжение слышится во всех газетных статьях, радиобеседах и теледебатах.

Ждут, солнечного затмения, катаклизмов. Конец света пока ещё под вопросом. Говорят, нравственность должна упасть очень сильно, «для нового пришествия».

Разговоры:

О приближающихся выборах.

О запрете Компартии.

Кому, спрашивают, это выгодно? Сходятся на мнении:

«Семье Гражданина Ельцина и прочая и прочая, включая Зюганова — первого секретаря этой самой компартии».

В этих парадоксах трудно разобраться, особенно, если и не хочется…

Из громких событий — падение грузовика, отправленного с космодрома «Бойконур» на станцию «Мир».

Казахстан осерчал, что на его пастбища пролито десятки тонн ракетного топлива и запретил России пользоваться ею же построенным космическим портом.

Небольшое замешательство:

— Как же быть? Мы, ведь, не можем снабдить живущих на станции «Мир» космонавтов необходимыми, как это теперь называется, «расходными материалами». Придётся станцию закрывать… Ах…

Всё решилось, когда «достигли договорённости» заплатить двести миллионов долларов за аренду Бойконура.

В Югославии вся страна — в марше. Требует отставок президента, проигравшего войну.

А наш «гарант» — в «очередном отпуске». По сообщениям журналистов-доброжелателей:

перемещается по Подмосковью, убегая от распоясавшихся там пожаров.

Жителям горящих деревень — некуда перемещаться…

Ну вот, дождалась! Начался ливень!

Брусчатка дорожек стала яркой. Сладкий запах, прибиваемой каплями тёплого дождя, пыли.

Напротив моего столика, через дорогу стоит классический особнячок. Фронтончик, пилястрочки с ионическими капителями. А на крыше по краям скатов — две крылатые лошадки. Светло стальной фон неба за ними выявил элегантную графику их поз, взмаха крыльев. А это вовсе и не лошадки, похоже — львы?..

И божественный звук: грохот струй по деревянной крыше веранды. И кисея причудливо переплетающихся водопадиков, похожих на барочную решётку сада…

Как я, всё-таки, счастлива! Мурашки. Колючие иголочки. Движение.

 

Smoky eyes

«Смысл?»

Курят. Что они хотят этим сказать? А — собаки? Почему их стали заводить в таком количестве?

Расширяем своё личное пространство?

Облачко запаха, который мы носим с собой, превращается в защитный вал.

Резкость, толчки, возбуждение, агрессия, лай.

Они защищаются.

Даже те, кто пахнет хорошим мылом и дезодорантом, защищаются.

А много таких, кто курит сигары. Для них — это создание образа вожака, козла, возвещающего сильным запахом о своём появлении. «Мачо!»

И женщины? Тоже?

Женщины захватывают власть.

Им надоело быть только коллегами по любви, по постели.

Равноправие в сегодняшнем мире завоевать не трудно.

Дамы подсознательно создают себе новый вид оружия.

Бизнес леди.

Женщина за рулём.

Крепкое слово.

Бутылка пива в руке вместе с кокетливой сумочкой.

Сигарета и собака.

Собаки уже впрямую метят для своих хозяев территорию.

Интересно, как объясняют этот феномен специалисты.

Новые варварские и дикарские привычки советского населения, считавшегося всегда образованным и даже аристократическим, разрастаются до безобразных размеров…

Постой, постой. А я?

Каждое утро начинаю с процедуры «макияжа». Наношу дымчатые тени.

Зачем я гримирую глаза? Они и так достаточно большие.

Тоже, наверное, расширяю пространство взгляда, чтобы отодвинуть подальше границы встречи с реальной не ретушированной жизнью…

 

Пауза созерцания

«Всего и дела, чтоб вчитаться, помедлив над строкою,
Не пролистнуть нетерпеливою рукою,
А задержаться, прочитать и перечесть»…

Последние дни июля прохладны, дождливы и безвоздушны. Нечем дышать.
Доллар, после пика своей стоимости в 25 рублей месяц тому назад, плавно падает; сейчас уже 24 рубля 20 копеек.

Новое правительство тихонько там где-токопошится.

То премьер открывает московский кинофестиваль, вдохновляя высокородных, обласканных властью, лицедеев своими благородными речами.
Граждане радуются:
— Да, премьер Степашин умеет говорить, и держит аудиторию. Это не косноязычный Черномырдин, которого переставали слушать уже после первых фраз.

То на удивление всем, госпожа социальный министр, вдруг, становится исполняющей обязанности председателя правительства.

То подпишут указ…
Раньше это делал президент…

Ну да ладно! И, слава богу.

Вести:

Погиб сын убитого президента Кеннеди. Самолёт, который он пилотировал, рухнул в океан. С ним были жена и её сестра.
«Рок продолжает свою страшную разрушительную работу в этой семье. Они возносятся до вершин власти, богатства. И гибнут нелепо и бессмысленно».

Официально сообщили, что закрывается программа космической станции «Мир».
Она проработала в космосе 14 лет, а была рассчитана на три, четыре года.
Журналисты глубокомысленно изрекают: «Нельзя играть в русскую рулетку за пределами земли».
Имеется в виду наше родное советское «авось».

Празднуют очередное столетие советского кумира.
Хемингуэй, папа Хэм. Толстый грубый свитер, борода, образ «мужчины — настоящего».

Теперь-то мы знаем цену атрибутов «героя нашего времени»: смельчака, выпивохи… Репутация бабника. Неизвестно, когда написанные шедевры «Прощай оружие» и «Праздник, который всегда с тобой»…
Всё это просто-напросто признаки подростковости, детскости, страха ожидания личной катастрофы, тёмного проигрыша жизни.

Правда, мы теперь всё переосмысливаем.
Легко нам…
Мы научились останавливаться, расслабляться, замирать, прислушиваться к себе, к жизни вокруг нас, и… менять точки отсчёта внутри своего сознания.
Не доводя себя до трагедии…

Пауза — и я, как мягкая волна энергии. Плыву по комнатам, вглядываясь в стены, углы, мебель, зеркала, картины, цветы.

Дом должен иметь, как требует седая китайская философия «Фэн шуй», все природные стихии: воду, землю, дерево, огонь и камень. Каждая из них влияет на наше самочувствие и воображение. Нам понятен японский сад камней — «наставник зодчих». Семяносное явление камня, «оплодотворяющей спермы земли».

Китайцы говорят, если есть горсть земли и ложка воды, то появятся бесконечные мысли.

 

Запасная родина

25 июля. Среда.

Идёт дождь.
В Москве кинофестиваль.
Все, разочаровавшись в Нострадамусе, забыли о конце света…

В моём обитании есть какой-то скрытый ресурс.
Что-то, что удерживает меня в этих стенах.
Вот я вышла на балкон, возлегла в мягких подушках…
На столе — вазочка с ромашками. На коленях — искусно вывязанная из тонкой суровой прибалтийской нити, шаль. Ветер играет упругими зубчиками каймы.

Воробьи, прикормленные в моей кормушке, забавно потчуют друг друга из клювиков. Они, довольно плотной стайкой собираются на сухой ветке.

Фен Шуй созидает целостный мир вокруг человека. Глядящая в окно сухая ветка оттягивает жизненную энергию. Китайские законы устройства пространства предупреждают: такая ветка — пренебрежение к дарованным свыше драгоценным минутам бытия; забвение собственного долга облагораживать клочок вселенной, данной тебе для обитания.
Короче, я уже давно должна была взять пилу и спилить всё, что не цветёт и не плодоносит…
Но… воробьи-то выбрали именно эту ветку.
По ней они прыгают, весело посвистывают, сбиваются в пушистые цепочки…

Что держит меня здесь?
Время от времени я пафосно заявляю: «Всё, нужно уезжать. К маме. И больше оттуда не возвращаться… Хватит».

И не двигаюсь с места.
Держит, таящая потенциал развития, квартира. Любимые книги.
Зеркала, ожидающие устройства рядом с ними балетного станка. Моя мастерская. Бульвар у дома.
Всё это можно переделывать, украшать. Что мне мешает радоваться жизни здесь, где живу?
А горячая вода? Ванна, в которой можно вылечить надвигающуюся мигрень под текущим из душа бесконечным потоком. Вот она. Энергия, реально дающая мне жизнь. Струйка, скользящая по лицу, убегающая вместе с болью.

Близкие?
Конечно, если думать о семье, как идеале взаимодействия пары, далеко нам до идеальной любви: мужчина и женщина, как «бог и человек».
У кого есть такой «бог»: без комплексов, страхов, обид, упрямства, соперничества со своим «человеком»?

В кресле, напротив, сидит моя гостья. Поверяет своё «наболевшее», расправляя наманикюренными пальчиками смятый лист крафта.

С выражением читает, будто, сценарий какой-то страшной пьесы:

«Решение принято. Сматываюсь. Больше не дам над собой измываться. По сути, люди, с которыми сейчас живу, давно совершенно чужие. Однажды мне пришло в голову записать всё, что было сказано за целый день моим мужем. Вот этот шедевр!
Речи оратора (от слова «орать»).
Мистер Разнос: 7:30. «Тише!» (слушает радио и не терпит никаких помех).
22:16. «Ты чего сидишь? Не можешь дверь быстро открыть? Чёрт! Дура! (хозяин вернулся с работы).
22:30. «А ты этого придурка знаешь? Ты, ведь, всех знаешь! (смотрит телевизор. Показывают какое-то«токшоу».)
22:35. «Сынок, тебя маманя заставляет работать, она тебя кормит при этом?» (замечание на моё обращение к сыну помочь разобраться с электронной почтой).
«И будильник ей не давай. Она уже свой сломала, теперь и твой сломает. Всю технику ломает. Она из тех людей, что Биг Бен способны остановить» (и тут же переключился на новую мысль, услышав от сына, что я собираюсь купить компьютерную программу.)
«К чёрту. Подпустили тебя… Я купил компьютер… Если у тебя деньги есть, лучше дочку отправь отдыхать… Едим только ту колбасу, которую я приношу… А ты — игрушки покупаешь. Всё. Больше ничего в доме делать не буду. Только всё портишь, идиотка: подыхай тут с голода»…

Лиля, ещё раз, если ты не поняла: записаны все его слова, сказанные мне за день. Ничего больше. И программу я не купила до сих пор. О каком «боге» ты говоришь? Это просто неудобство, которое я терплю по привычке. На самом деле, ни о каком «послушании человека», женщины, жены, конечно, не может быть и речи. Я имею дело с самодуром и насильником. Жалко его. Жалко! Последнее чувство из палитры любви.

С нами, ведь, ещё живёт его мама. И это для меня чёрная дыра, куда откачивается моя жизнь. Куда там — твоей Фэн Шуйской сухой ветке.

Вот образчик её со мной разговоров!

Мисс Ходячее Раздражение:
— Гм. Мясо готово?! Удивительно.
После этого замечания она ела в полном молчании, а потом заявила:
— Мне нравится. Я всегда говорю, что ты вкусно готовишь мясо. Ты всегда, поставишь кастрюлю, и забудешь. Мясо подгорит, а я горелое очень люблю.
Или:
— Как ты можешь из чёрной чашки пить? Я смотреть на неё не могу. В ней же всё не вкусно…»

Гостью жаль.
Её ситуации — просто какой-то могильник ядовитых отходов. Не про нас будь сказано.

У некоторой части населения нашей страны есть куда отступать. Или наоборот? Куда вступить? Когда?

«Всего и надо, что вглядеться, боже мой.
Всего и дела, что внимательно вглядеться…

И не уйдёшь, и никуда уже не деться…»

Цветочные ароматы – вне тенденций

«И люблю я, и боюсь привыкнуть.
Пустота, заваленная шлаком.
Вот, что значит вовремя не крикнуть».

 

Открываю в сети «сайт» с афишами, и удивляюсь скудости репертуара московских театров. Мёртвый сезон. Выбирать не из чего:
«Трёхгрошовая опера» в «Сатириконе» Райкина. Опять Мэкки-нож.
«Песни нашего двора» в театре на Никитской у Марка Розовского.
Вот, где ни разу не была…

Выхожу из метро на Тверской и попадаю в праздничный кисель.
Закрытие фестиваля кино происходит под аккомпанемент молодёжных ансамблей.
Соответственно — много этой самой молодёжи, которая сроду не интересовалась профессиональным кино.
Вот «звёздные войны» — это другое дело. И «дискжокей» возле памятника Пушкину обещает: «В 00:00 в кино встретимся, и посмотрим первый блок Звёздных войн. Вау? Вау….»

Всё вокруг заполнено милицией, а молодые люди с пейджерами и мобильными телефонами, кажется, не совсем зрители…

Бульвар у Тверской жуёт.
Столики стоят везде, где можно.

Подозрительно ловко нахожу театр. Билетов нет.
— Ни одного? Ни единого билетика?
— А что вы удивляетесь? Это любимый спектакль публики.
— Как жалко, что я к вам поехала.
— Не расстраивайтесь. Попадёте сегодня в театр. Вы ещё к Райкину успеете.

К Райкину я не хочу. Вернее мне не нужен язвительный мрак Брехта.

Захожу в новенький магазинчик-«бутик» и с удовольствием набираю шампуни, кремы для рук, для лица:
«Лучше, если вы мне предложите что-нибудь нашего производства».
Наткнулась на затейливую одеколонную бутылочку, с радостью обнаружив в ней плещущийся «Фитоаромат». Заспиртованные запахи. Покупаю «аромат яблока». Буду по утрам поднимать себе настроение. Это предусмотрено инструкцией, приложенной к необычному, нежному товару.
Мечта о всегда причёсанной хорошей девочке, живущей в чистых ароматах благоухающих комнат.

Нынешним летом переполнены не только театры.
Сообщают, что заняты места на всех известных курортах Крыма и Кавказа.
Переполнены и государственные и, недавно появившиеся, «частные санатории». Железнодорожники озабочены не столько тем, как людей в здравницы доставить, сколько — как вывезти.
Отдыхающие, ведь, все захотят разъехаться по домам к первому сентября…

Пушкинская площадь, вернее газон между памятником и кинотеатром, превращена в огромный зрительный зал.
На временной эстраде танцуют-поют.

Пробираюсь к Чеховской улице. Там друг за другом длинная вереница внуковских экспрессов. Видимо после празднеств действующие лица отбудут в аэропорт и разлетятся по разным странам.

Сад «Эрмитаж» в осаде:
— Михалков здесь всё купил сегодня на целую ночь. Он устраивает банкет на открытом воздухе, — говорит охранник, грустно улыбаясь. Видимо, ему тоже эти «барские штучки» не по душе.
— Благотворительность? — подключается к разговору мужичок в тюбетейке, — Может это и благотворительность. Но только известно, что благотворительность это забава грабителей…

Возле меня на скамейке примостились два молодых человека, студенты ВГИКА.
У них на груди висят закатанные в пластик яркие приглашения на фестиваль:
— Не фига себе «негра убили»! Во, «замочили суки»…
Это они так выразили всю мощь своих чувств, словами новомодной песенки, когда в ворота сада, чеканя шаг, вошла рота…может быть и солдат… Все были одеты в чёрные тройки и белые рубашки с бабочками.
Лакированные туфли отлетали от асфальта у всех одновременно.
Так же наряженный, вышагивал одиноко замыкающий эту процессию.
Может — офицер? Командир?
Они быстро провели какой-то инструктаж и разошлись по саду, ставшему сразу
«презентабельным».
Ну как же! Так много красивых элегантных мужчин с радиотелефонами…

Моя прогулка закончилась, когда один из них подошёл к нам и — очень …. ну очень вежливо:
— Я перед вами лично… и… особенно…. Извиняюсь, но….

Молодые люди зря надеялись на свои «пригласительные кулоны»…

Я ушла вслед за ними… Меня сюда не приглашали.

 

Маленькое шоу

2 августа. Понедельник.

«Попробуй сразу удержать все бесконечные «теперь».
Так успокоилась душа, что больше не глядит на дверь».

«Что-то в облаке готовится с каждым воздуха щелчком.
День не сразу остановится, закрутившийся волчком».

Михаил Айзенберг.

Марик целый день повторяет: «коля, коля, коля…»
Коляска.

Первый рисунок. От скопления линий в середине листа, от жирной точки — «Я центр вселенной» — расходятся лучи чётких разного нажима связей — «Вижу всех, кто меня любит»…

Вот, что мы умеем:

Говорить — баба, мама, папа, деда, дядя, хлеб, банан и т.д.
Очень много: всё, конечно, отдельными звуками.

Играем в мяч — бросаем, и бежим за ним с визгом.

Умеем раскручивать волчок, четырёхгранная конструкция которого та самая, что была у израильских солдат, когда было запрещено вспоминать любые признаки отвергаемой культуры. Они на волчке писали буквы и таким образом сохранили алфавит. Мне эта игра самой нравится. Дрейдл…

Очень любим всякие баночки и коробочки, которые можно друг в друга вставлять.

Танцуем, поём — ля-ли-ля ли-ля.

Играем в прятки, догоняем друг друга.

Делаем барам, барам, буц. (Нужно медленно друг к другу приближаться и сталкиваться лбами).

И, конечно, играем в игру моего собственного младенчества:
«Цип цоп эмарел, кэн це мир ин кэмерел,
вэл дир репес вайзел, а шисселе метайзел.
Цип цоп»
.

Мы с моей бабушкой Этой, а потом и я со всеми моими детьми, по очереди, захватывали в щепотку кожу на тыльной стороне сложенных в горсточку рук и приговаривали эти ритмичные «магические» слова.
В конце игры руки размыкаются. Все заливаются смехом… И хочется повторять, и повторять волшебство бесконечно.

Чувствую, что это нечто большее, чем следующие друг за другом заклинания. С какими вещами они тесно связаны? Какую власть имеют надо мной?
Возможно, бабушка знала, как слова можно расшифровать. Только в моей жизни они составляются в формулу счастья. Гребень волны. Лучистый блеск.

 

Модельный ряд

9 августа

— Смотри, уже осень наступила. Дождь, люди в плащах с зонтиками.

Очень резкий переход от жары к слезам. Деревья съёжились, начали желтеть.

Два дня назад началась война в Дагестане.
Незаметное правительство показалось «бандитам из Чечни» слабым. Они собрали силы и захватили три села.

Сегодня «гарант» уволил Степашина. Тот, кажется, этому рад.
Сообщили публике, что он «по гроб» будет верен и «лоялен» хозяину, поскольку был «вынут им мальчишкой из грязи, и вознесён в князи».

В интернетовском «чате», где я провожу толику своей жизни, затеяли дискуссию о том, каким должно быть наше государство.
Я написала:
«По моему мнению, самое лучшее государственное устройство было у нас в Советском Союзе.
Правда, руководила идеальной структурой компартия, что само по себе и не плохо. Печально только, что в партию вступали карьеристы и хапуги.
Порядочные люди к членству в партии и к руководящим должностям относились с брезгливостью. Поэтому к 80м годам там не осталось ни одного совестливого человека.
Вот и оказались — ни с чем. Думаю, никогда, больше не удастся повторить такой опыт«.

Затмение луны уже прошло. Входим в фазу затмения солнца.

«Завтра не стоит отпускать детей на улицу. Затмение солнца даст повышенный радиационный фон», — предупреждают в средствах информации.

Они заботятся о детях?
Неужели? А то, мы уже забыли о «счастье и благосостоянии» народа.
Жизнь теперь устроена по-другому.

В Москве на Алтуфьевском шоссе стоит дом, построенный в очень неудобном месте.
С двух сторон — загруженные автомагистрали.
Только крошечный кусочек земли превращён жителями в садик.
Этот участок приглянулся коммерческим фирмам, и они задумали построить там магазины, бары, казино.
Им-то здесь будет удобно.
Жители возмутились и начали сопротивляться.

Вот, что я слышала:

Несколько многодетных мам «с детишками» сели у забора начавшейся стройки.

Приехали милиционеры, избили их, не обращая внимания на детей.

— Моя дочка младшая лежала в ногах солдата, поднявшего над головой ружьё, и кричала: «Мамочка, мне страшно». А я ничего не могла сделать. Он расшвырял нас в разные стороны«, — так описала события мама шестерых детей.

А маму троих — отвезли в милицию и 5 часов держали за решёткой с глумящимися пьянчужками.

Новый председатель правительства Владимир Путин объявлен Ельциным его преемником.

А выборы? Разве Ельцин царь?

Мечта:

«Хорошо бы вся страна на выборы не пошла!»

Андрей Андреевич иногда приговаривал: «Ухом восприял — вымолвить не в силах».

 

Нежные объятья

30 августа

Тёплый дождик
Доллар стоит 24рубля 75копеек.

До нового тысячелетия уже не будет лета.
И его последний месяц теплится под девизом: «Нам бы только августы взять и отменить».

Вспоминали события августов прошлых лет — «демонические», «судьбоносные», «разорительные».
Особенно — крах рыночных реформ в девяносто восьмом году, «национальная катастрофа» — «дефолт 17августа».

Нынешнее семнадцатое августа заставило вздрогнуть Турцию.
Землетрясение — семь с половиной баллов — погубило больше десяти тысяч жизней. Сводки были такими страшными…
Но и они окрасились фарсом.
Оказалось, что власти городов, чтобы получить побольше денег на спасательные работы, завысили количество жертв.

В анекдот была превращена и попытка болгарских демократов снести мавзолей Димитрова. Взрывы, попытки постройку разобрать не дали результата. Оказалось, строили на века, с расчётом, что с мавзолеем ничего не сделает даже атомная бомба. Монолитные плиты, толщиной 80см, должны были стать бомбоубежищем для членов правительства на случай атомной войны.
Так и стоит усыпальница вождя в Софии насмешкой над пигмеями, вздумавшими покуситься на великана.

Неделю назад позвонила мама и, как всегда, распорядилась в не терпящей возражения манере: «Чтоб ты не забыла! Софа и Лёня приезжают в Шереметьево один».

Это означало, что я должна встретить, прилетавшую из Израиля двоюродную сестру и её сына.

Самолёт прилетел вовремя.

Поскольку международными линиями теперь стали полёты самолётов из бывших «наших» городов, встречающих было видимо-невидимо. Я смотрела на толпу «иностранцев» из Казахстана и думала о продолжении темы «семнадцатое августа».
17 августа, за пять лет до конца века, администрация президента выпустила постановление о написании названий бывших Советских городов.
Алма-ата — теперь Алматы. Звучит необычно. Но, вряд ли, «могучий и великий» от этого пострадает. Казахи отвоевали право называть свою столицу Яблочным городом… Где-то я такое уже слышала… А, вспомнила, Нью Йорк… Да…

Моя сестра старше меня на два года. Уехала в Холи Лэнд десять лет назад.
Ей повезло. Её таланты и специальность химика оказались востребованными, и она хорошо устроилась. Богата, красива, довольна жизнью. Но, вот, её дочка, тренер по гимнастике, не захотела уезжать, и сейчас «тянет лямку» в Орле. Туда-тоСофочка и направляется.

Гости решили не задерживаться в Москве. И я повезла их сразу из аэропорта на Курский вокзал. Эмигранты ехали и ахали: «Сколько огней в Москве! Какая она нарядная! Не узнать!»

Не узнавали — недолго …

Уже перед входом в вокзал окунулись в забытую Советскую действительность.

Вокзал был закрыт. Немыслимо.
Перед сверкающими хрустальными дверями — странная суета недоумевающих потенциальных пассажиров:
«Как это может быть, чтобы вокзал не работал?» «А поезда ходят?» «А билеты продают?» «А с билетами, как подойти к поездам?» «Как подойти к поездам, если они стоят на перроне, а все двери закрыты?»
Ответов никто не давал. Никто ничего не объяснял. Закрыли. И всё!

Приходилось догадываться самим:
— Что-то случилось…
— Кого-то встречают… или провожают…
— Заложили бомбу, ищут…
— Можно обойти вокруг. Посмотреть. Вдруг, на поезда можно сесть без билетов?

Мы встроились в толпу и стали двигаться по каким-то катакомбам, длинным и грязным туннелям… Наконец, нашли нужный нам поезд. Пустой. Разыскали начальника. Он тоже ничего не понимал:
— Ну как я могу вас посадить без билетов. Как я отчитаюсь?
— А нам что делать? К кассам не пускают.
— А мне как быть? Никакого указания я не получал.
— Пустите, хоть, в вагон. Он, ведь, пустой. Вы,что-же, так пустой поезд и отправите в Орёл?
Потом мы поняли, что у начальника была «своя игра». Во власть. Открыл двери:
— Только тех, кому надо на похороны.
Потом:
— Только тех, кому надо на работу.

Постепенно все разместились в вагонах. Я осталась на перроне одна.
Софа объясняла мне через стекло закрытого окна свои чувства «на пальцах».
Моя любимая сестричка помнит придуманный нами в детстве тайный язык, которым мы пользовались, когда нельзя было разговаривать вслух.

Поезд тронулся. И укатил, заполненный безбилетными, так ничего и не понявшими пассажирами.

 

Политики взялись за выборную кампанию. Собираются в «блоки», ищут друг у друга пугающие «электорат» обстоятельства.

Коммунисты предложили больше не употреблять слово «господа». К своим они предлагают обращаться «товарищи», а к остальным — «граждане».

Вокруг первого гражданина страны — снова скандал. Газеты уличают его семью в воровстве денег МВБ. Никто не верит. Но внимают с интересом.

И самый свежий анекдот от не устающих позорить свою бывшую родину:

— Что это такое? Не жужжит, не летает, и в ухо не попадает?
— Это Советский летающий аппарат для жужжания в ухе.

 

Игривые детали

1 сентября.

Прохладно, но солнечно.
Доллар стоит 25 руб. 20 коп.

«Господи, не попусти мне бед, выше креста моего».

Вчера взорвали бомбу в торговом центре на Манежной площади.
Всё произошло в нижнем уровне, в зале игральных автоматов.
Там при разборке завала нашли записку, подписанную: «партия революционных писателей».

«Писатели» начали борьбу с новым стилем жизни:
«Господа, нам не нравится ваш образ потребления».

Четвёртого сентября в Москве — день города. Тринадцатый.

После взрыва на Манеже толпа москвичей потекла к месту трагедии … «посмотреть».

Разве может наш обыватель пропустить такое событие?

Точно также они ходили смотреть на обстрел дома Верховного Совета.
Пренебрегая реальной опасностью для жизни.
Это удивительное, бесшабашное любопытство, видимо, позволит провести праздник в Москве с особым блеском.

Отмечается семидесятилетие выставки народного хозяйства, ВДНХ.
Теперь, впрочем, это «ВВЦ». Что-то, похожее на «цыц».

Проводится книжная ярмарка.
Хвосты людей стоят в очереди за автографами к кумирам-актёрам Аросевой, Ульянову; к юмористам Гореву и Шендеровичу; к писательнице-«авантюристке» Марининой.
Это тоже уровень и образ потребления. Маски «с ухмылками безумцев и шпаны».

Одно из предстоящих событий станет нашим семейным.
Закладка катка Ирины Родниной.
Проект этого сооружения делает группа Аси.
Оригинальность идеи связана с необходимостью.
Город выделил крохотный кусочек набережной, на котором поместится только… нога катка. А само здание повиснет над рекой.
Как в колыбельной сказке с гипнотической завязкой про то, как тянули репку.
Когда прибежала мышка, сказка не заканчивалась. Продолжалась формулой усыпления:
«Пришла пЕрва нОга… пришла вторА нОга»… А дальше — приходило столько ног, сколько нужно, чтобы услышать мирное посапывание уснувшего дитяти.

Ася:
— Приходит Главный и просит: «Ася, вы обязательно должны быть на закладке. Там будет телевидение, пресса»… А я ему отвечаю: «У меня маленький ребёнок, и я не хочу попасть в какую-нибудь переделку. В день города — ни на какое мероприятие не пойду!»

Я с ней согласна.
Конечно, трудно предположить, что весь праздничный день будут рваться бомбы и оцепляться территории.

Но, ведь, ещё дед Андрей Андреевич любил петь куплет:

«Ой, ратуйтя, граждане хорошие, из кармана вытащили гроши».
«Так тебе и надо, не будь такой болван. Неча тебе было глядеть на эроплан!»

 

Чувственные оттенки.

4 сентября

К теме страха — новый детский анекдот:
— Учитель спрашивает: «Вовочка, ты Лермонтова знаешь?»
«Не-а».
«А Пушкина?»
«Не-е, а кто это?»
«А Толстого?»
«Не знаю…»
«Садись, два».
Недовольный Вовочка плетётся к своей последней парте, и, вдруг, останавливается:
«А ты Толяна знаешь?», — спрашивает он у учителя.
«Нет».
«А Колю Лысого?», оживляется Вовочка.
«Не имел счастья».
«А Серёгу?.. Тоже нет? Так чего ж ты меня своей бандой пугаешь?»

Мои сны, кажется, имеют единый сюжет, только нужно понять, вокруг каких коллизий они строятся.
Сегодня звучала навязчивая песенка: «Ты — ты, я — я…». Суть ускользает из памяти. Что-тожалостливое — вроде: «моя жизнь скачет под откос»…
Во сне я жила в простой комнате с каким-то мужем. И у меня появилась соперница. Она пришла и стала объяснять, что мне муж не очень нужен, а у неё, кроме этого мужчины, ничего нет, и она предлагает поменяться со мной существованием. Она будет жить на моём месте, а я — на её.
И, вот, я — предел доброжелательности — собираю вещи, беру её ключи и ухожу.
Оказываюсь в огромном помещении, где видимо-невидимо коек. На ближайшей к двери постеликто-то спит. Выбираю себе кровать у окна, и оглядываюсь. Вещи вокруг добротные, намного лучше, чем в моём доме. За окном — гора и тропические деревья.
С тоской отмечаю, что море видит другая сторона дома. Становится грустно и, вдруг, отчетливо осознаю: «Меня надули»!

Может быть, это видение рождено мыслью: ехать, не ехать?
Что я приобрету, если уеду?
А, вот, что я потеряю, мне известно точно.

Днём утюжила разные выстиранные мелочи — «пети-мети».
Пришила пуговки к, связанному для тебя, малыш, жакетику.
Пуговицы не простые. Разноцветные воробышки. Понашивала целую стайку.

Вечером отправилась в «Сферу» смотреть Булгаковский «Театральный роман».
Очень странное ощущение испытала: «Ничего особенного! Почему нам нужно было эту пьесу перепечатывать и втайне перечитывать? Почему её запрещали? А, может, тогда, в семидесятых, мы острее реагировали на какие-то, ставшие сегодня привычными, вещи?
Например, фраза: «И зачем вам нужно было беспокоиться? Пьесу писать? И — разве мало пьес есть? Их и в двадцать лет не переиграешь»…

После спектакля шла по Тверской, любовалась освещением.
Как красиво. И нереально. Ожившие открытки.

Первый раз увидела, как восстанавливается движение транспорта по улице, отданной гуляющим.
Появился ряд милицейских машин. Из их репродукторов неслось очень грозно: «Внимание, будьте осторожны, восстанавливается движение».
Машины медленно двинулись и за ними тронулись поливалки. Струи воды сметали зазевавшихся прохожих и мусор. Вместе с ними, почему-то, двигались «скорые помощи».

В метро с удивлением обнаружила, что на эскалаторе, на перроне и потом в вагоне были только очень молодые люди. Будто — в пионерском лагере, после танцев.

Данил прокомментировал:
— Все взрослые дома попрятались.

В Москве в этот день ничего не случилось. Поймали только одного бедолагу. «Сатаниста».

 

Традиционная полоска

5 сентября.

25 градусов. Тихо.

«…Жили, как боги…». Овидий.

Опять писательский юбилей.
Андрей Платонов.
Трагическая судьба. Загубленная жизнь. Бесконечный труд, результаты которого складывались в корзину под столом.
В заботах о заработке для жены и детей, иногда доставались написанные карандашом рукописи:
«Может, возьмут вот это, нет, лучше это». И поверх карандашного текста появлялась чернильная правка.

Сейчас уже напечатали «Котлован»…

Писатель наших юношеских упований, Андрей Битов тоскует:
— Как всегда праздновали, перепраздновали Пушкина, и выплеснули Платонова.
А, ведь, Платонов нужен нашим детям. Их ждёт век космических потрясений и испытаний. Нам нужно сегодня их баловать, и, через слово Платонова, учить их души трудиться…

Пьеса «Голос отца», будто из времён моей музейной работы. Когда снова, как и во времена Платонова «трудились гробокопатели».
Герой пьесы — общественник, раскапывающий кладбище, чтобы построить парк культуры. На все укоры, что же ты делаешь? На все мольбы, не трогай — больно же..
В ответ звучало бравурное: «…качели…. карусели… квасом торговать будут… родственники и сами сюда прибегут на клоунов поглазеть»…

Коломенское. Дьяково. Ресторан в бывшем кладбищенском сарае… «Медоварня?». Всё повторяется.

«А что же делать с ними?»
«Ничего», — отвечает Платоновский герой, — «…сами истреплются в суете, чадом изойдут… и исчезнут»…

Но жизнь показывает, что не они исчезнут.., а мы.
Они будут веселиться, устраивать праздники, воспевая радости жизни в балаганах, построенных на собственных выбросах. К сожалению, это не абстрактное словосочетание, а реальность. В том же Коломенском, на холме, где зарыт огромный чан для накопления канализационных вод перед переброской на станцию аэрации, построили открытую сцену и скамьи для зрителей.
Какое же это будет сатанинское действо — там, ведь, выходят на поверхность вентиляционные трубы. Добавляя в газовый состав воздуха миазмы клоаки.

Смех. Ха-ха. Смерть и смех — одного корня.
У многих народов смерть сопровождалась ритуальным смехом.
Ха — разинутый рот, пасть, провал, хапать, хавать, бесконечное пространство, космос, структура потери порядка, хаос..

Когда умер дедушка, самый близкий мне человек, я не могла плакать. Рот всё время кривился в смехе. Было не под силу это понять.
Только — страх в поиске ответа на вопрос: почему?

 

Сакральный хоровод

«И в шумные дома переберётся чутко
Не — вольная чума, а воющая чумка«.

Доллар стоит 25рублей 50копеек.

Сегодня с точки зрения нумерологии — уникальный день.
Девятое число, девятого месяца, девятьсот девяносто девятого года.
9. 9. 999.
Девятка считается счастливым числом.
Любовь, стабильность, сострадание к людям, высшая гармония, идеализм.
Такое сгущение девяток повторится только через тысячу лет.

Какие же радости принёс особенный день?

Ночью позвонила мама:
— У вас всё в порядке? Там в вашем районе взорвался дом.

Эти слова я прослушала на автоответчике утром. А поняла их значение только вечером, когда вернулась домой.

Мэр Москвы сообщил, что взорвали гексоген, боевой газ.
В обычном девятиэтажном доме в Печатниках.
Снесло два подъезда. Много погибших.
Шок. Признание того, что война идёт не только на Кавказе.
Взрыв произошёл ровно в 12 ночи. В Израиле об этом сообщили в вечерних новостях, когда мы уже спали.

Для меня девятое сентября — первый день лекций в колледже.
Начался новый семестр.
Занятие прошло на подъёме: приятно заниматься любимым делом.
Правда, плата за мою работу оскорбительна. Издевательски мала. Двадцать пять рублей в час. Сумма назначалась, когда доллар был равен пяти рублям.
Пять долларов — минимальный заработок в час неквалифицированных американцев. Сегодня 25 рублей уже меньше доллара.
Я в свой рабочий день не зарабатываю даже на обед.

После лекции, чтобы снять напряжение, отправилась бродить по Москве. Ноги принесли меня на улицу Архипова. Остановилась перед синагогой. Вошла. Завтра — рош ха шана. Новый 5460й год.
В дверях — «секьюрити», портал наблюдения возвестил моё появление тревожными звонками. Пришлось вывернуть на стол всё содержимое сумочки. Звенел — огромный ключ от квартиры.
— Строгий у вас здесь сторож.
— Такой поставили, приходится слушаться.

Синагогу отремонтировали, и она восхищает мягкими пастельными тонами стен, пёстрой росписью потолков и… этрогом… на пальмовых листьях в декорации бесчисленных колонн.
Много объявлений: центр искусств для детей, магазин кошерной пищи, женский клуб, культурно-просветительные встречи, брачное агентство. Здесь же висят картины, нарисованные детьми, предложения «совершенно бесплатного» обрезания. Приглашают на встречу для изучения еврейской кухни.

Я поднялась на второй «женский» этаж, вышла к ряду скамей. Тяжёлая крышка сиденья шумно ударилась, падая на место. Я села…
Мимо пробежал еврей-служитель Ента. Узнать, как его зовут, не сложно — он пробегал мимо не в первый раз, и, казалось, всем был нужен. Постоянно из разных углов слышалось: Ента, Ента…
Ента прошептал, не взглянув на меня:
— Пусть исполнится всё, о чём ты здесь мечтаешь!
Мне стало грустно.

Диалоги:

Пред синагогой во дворе Голенищевского переулка.
— Сестра, здравствуй. Ты еври?
— Предположим.
— Как хорошо. Мы приехали из Ташкент, и у нас нет денег. Помоги, хотя бы один рубель…

В синагоге.
— Я женская староста, поэтому и пристаю ко всем. У тебя красивый костюм. Только фрак свой застегни, а то раввины этого не любят. Тут одна пришла в открытом платье. Знаешь зачем? Чтобы мужчин соблазнять.

Ента.
— У тебя есть свободное время? Сделай доброе дело. Наверняка, имеешь хороший почерк. Посиди здесь, не уходи, я сейчас принесу работу.
И через некоторое время.
— Спасибо, не обижайся, но я уже для доброго дела нашёл мужчину.

У кошерного киоска.
— Откройте холодильник, принюхайтесь, ммм, что-нибудь обязательно выберете. Только не верьте объявлению о фаршированной рыбе. Если вы представляете себе щуку и засунутый в неё фарш, так это не так. Здесь — обыкновенные рыбные котлеты. А, вот, сыр — сулугуни, свежайший, только что привезли.
— Вы видите эту женщину? Она только что получила 5кг сахара бесплатно, а он сыпется. Я говорю: «заплатите рубль за пакет», а она отвечает: «у меня сейчас нет настроения, отдавать рубль». Настроение получать бесплатно у неё есть, а отдать рубль — нет.

По дороге домой, в аптеке, купила аромолампу.
Изящный кувшинчик с пещеркой для свечи.
Вечером накапала в него масло мирры и понаслаждалась восхитительным ароматом, наблюдая за язычком пламени…

Лампу поставила в свой вернисаж у зеркала под шляпками и картиной с Иорданом, впадающим в Мёртвое море. Рядом положила подушечку с вышитым зимним пейзажем.

Теперь к «живой и мёртвой» воде добавились «тепло и холод».

 

Эксклюзивные технологии

10 сентября.

— У тебя отец есть?
— Есть
— А мать?
— Тоже есть.
— Чего ж ты такой злой?

Холодный ветер, дождь.
Доллар — 25рублей 70копеек.

Актуальная шутка Жванецкого:
«Когда начинаешь думать о сегодняшней жизни, раздели 48 на 16».

Городские власти выдали выжившим жителям взорванного дома 350 квартир.
Работает штаб: всю ночь выписывали ордера.
Решили снести второй дом, который был повреждён обломками взорванного.
На 13 сентября назначили траур.

В Дагестане — война. Рвутся бомбы, гибнут солдаты и жители.
В Чечне объявлена всеобщая мобилизация. Собираются защищаться.
От кого?

Самые модные разговоры:
— О «клептократии» в России.

Явлинский так представляет этот феномен:
— Говорят, пишут, что у президента и его семьи были карточки счетов в заграничных банках? Хм. Это, конечно незаконно. Но очень легко представить.
Ремонтируется Кремль: приходят к Ельцину за какой-нибудь подписью и дарят ему карточку. «А что это такое?», — спрашивает «наивный» начальник. Ему объясняют, что можно пойти в магазин, и, что хочешь, купить. Никакие деньги не нужны. Коммунизм. «Не может быть!», — возмущается «наглой выдумкой» тот. И идёт проверять.
Удивляется, покупая пиво: «Правда. Смотри-ка, что придумали». Кладёт карточку в карман и забывает о ней навсегда.

Откуда же столько воров в России? Наверное, наши зарубежные партнёры, с самого начала наступления «рынка» на страну, заводили связи с теми, кто воровал ещё при Советской власти.

Если необразованные воришки в других странах могут совершать серьёзные экономические преступления, то можно представить, насколько дерзко себя ведут рассыпавшиеся по всему миру хорошо обученные и абсолютно бессовестные «русские».

Власти зашли в тупик.

Проигрывают разные сценарии смены положения в стране.

Самый распространенный такой:
«Россия утром просыпается и узнаёт, что мавзолей снесли, а Ленина похоронили в Питере. Все возмущаются, требуют наказания виновных. Но тут Главный обращается к народу по ТВ, и сообщает, что уходит в отставку. Он, мол, сделал то, ради чего стремился к власти — покончил с коммунизмом в мире и похоронил последнего идола. Теперь страна будет идти по цивилизованному пути развития. С Путиным. Возврата к прошлому уже не случится, можно спокойно оставить пост».

Мой милёночек лукав, меня дёрнул за рукав.

 

Экшн-дубль

13 сентября

00:00 часов.

Начался день траура.
Идёт мелкий противный дождик. Мряка.

События вокруг:

— В Чечне из роддома украли девочку, родившуюся два дня назад.
— Землетрясение в Афинах.
— Проснулся вулкан Этна.

6:50

Даня:
— Мама проснись, только что сказали, что опять взорван дом. Здесь, у нас, на развилке Каширской и Варшавки. Девятиэтажная башня. С одним подъездом.
Я:
— … Ужас… А где папа?
— Папа уходит на работу. Он разбудил меня, чтобы я пораньше вышел из дома, а то там сейчас будут пробки. По радио сказали, что шестнадцатого сентября Ельцин уйдёт в отставку. Это уловка? Да? Ведь можно сейчас уйти в отставку, а потом снова пойти на выборы. В конституции не сказано, что нельзя три раза быть президентом «не подряд».
— Боже мой, Даник, о чём ты говоришь?.. Какие выборы?..

Радио:
— На месте трагедии много журналистов. Сейчас здесь создается штаб. Разбирают завалы вручную. В доме жило примерно сто пятьдесят человек. Когда в пять часов прогремел взрыв, они, конечно, спали, и, вряд, ли кто-то остался жив.
— Люди в Москве оказались беззащитными. Нужнокак-то самим себя защитить. Все, кто сейчас дома, выходите на лестничные клетки. Сходите в подвал, на чердак, посмотрите, кто живёт рядом.
— Нужно немедленно депортировать из Москвы всех жителей Кавказа и объявить чрезвычайное положение.
— Правительство принимает меры по защите тепловых, атомных станций и других объектов жизнеобеспечения города.

10:00

Приехали Аркадий и Ася. Привезли Марика. Он укутан по-зимнему: в комбинезон, шапочку и тёплые носочки.
Аркадий:
— Мы приехали на метро. Даже от дома на машине невозможно было отъехать. Пробка непробиваемая.
Ну что, Асенька, какие ещё тебе нужны аргументы, чтобы отсюда уехать?
Ася:
— В Америке тоже начнут взрывать. Бандиты же говорили, что ни перед чем не остановятся.
Аркадий:
— Я не только от взрывов хочу уехать. Пропадёт право проживания там не только у тебя, но и у меня тоже. Мы теряем время. Сейчас там все устраиваются на работу. Можно что-то для себя подыскать достойное. Может через некоторое время будет поздно.
Ты даже не хочешь попробовать… Не понравится — уедешь. Вернёшься.

12:00

Мне страшно. И, чтобы унять расползающееся во мне липкое чувство, начинаю печь пирог.
Жарю коржи, тру яблоки, завариваю из них мармелад. Украшаю лимоном:
— Попробуйте. Нравится? Это я сама придумала такой рецепт. Быстро. И очень красиво. Правда?

Радио. Путин:
— Меня известие о взрыве застало в Новой Зеландии. Сейчас лечу в Москву. Террористы — не люди. Это звери, да и то — бешеные. Только бешеный зверь мог пойти на такое циничное преступление.

Житель соседнего дома:
— Мне показалось, что стукнулись машины. У нас здесь они часто сталкиваются. Всё так странно. В том доме жили одни пенсионеры. И несколько детей. Чем они виноваты? Чеченцев нужно хватать и вешать. Чтоб неповадно было.

Ася с Аркадием ушли на работу.
Я день провела в оцепенении.
Играла музыка. Хорошая. Очень хорошая музыка… Лиричный, трепетный Шуберт…
На любимую Мариком кадриль я не реагировала. Он несколько раз собирался покружиться и подвигать плечиками, но удивлённый тем, что в танец не включаюсь и не отвечаю на его белозубую улыбку, сникал.
Зубов уже полон рот.
«Это не рот, а целый огород». Нет… не могу…

Сообщили, что ещё в одном доме, в подвале нашли подготовленную к взрыву бомбу. И ещё эвакуировали жильцов из шестнадцатиэтажной башни на улице Красного Маяка.

22:00.

Мы с Асей лежим возле спящего малыша:
— Спать ложиться что-то не хочется, да, мама?
— Не хочется.
— Не уеду я отсюда. Я люблю Москву. Готова жить здесь без денег, в малюсенькой однокомнатной квартирке, и даже — без Аркадия. Такая страна раньше спокойная была.
— Да. А помнишь, как в начале перестройки издевались над Советским заклинанием: «лишь бы не было войны». Теперь до многих дошло. Жизнь, это в первую очередь — мир.
Первая заповедь счастья.

Радио. Философ, геополитик Дугин:
— И мы, ведь, давно наблюдаем эти пошлые персонажи в мерседесах. Миримся с их наглостью. Нужно изгнать их из страны, из города, из нашей жизни…

00:00

Дети уехали домой. Павел Андреевич улетел в командировку в Питер. Какой длинный день.

Нам вывернули руки? Нас загнали в угол?

И, если это прогноз на следующее тысячелетие, то о чём он?

 

Philosophy

1 октября

«Когда над городом комета взрыва грянет,
тогда прижмём к губам печатный пряник»

В последние дни сентября дождь лил ночами.
Я лежала в постели, слушала перестук капель и планировала:
— Завтра начну свои записки с фразы: «Всю ночь с неба падали потоки воды. Слёз?»

Но на другой день записывать не хотелось.
События вязью страшных землетрясений и природных катастроф становились всё мрачнее.

На Тайване сильные подземные толчки, гибнут люди, спасательные работы.

В Калифорнии наводнение, ураган, люди гибнут, живые бегут от разрушающихся родных домов.

В Чечне пустеют сёла, жители спасаются от падающих бомб.
Авиация собственной страны обстреливает их ракетами. Вглубь территорий выдвигается пехота. Премьер обещает «утопить бандитов в сортире». Как он считает, войну затеяли боевые чеченские командиры, чтобы отделить республику от России.

Заголовки газет воюют со здравым смыслом и предлагают неслыханные словосочетания, от которых мороз пробирается по коже.

Александр Проханов сочинил «Чеченский блюз» в перекличку с «Бабьим Яром» Евтушенко.

У Евтушенко:
— Мне кажется я мальчик в Белостоке… Кровь льется, растекаясь по полам.

У Проханова:
— Когда в траве кровавая кашица… Девочка в гробу….

— Трагизм. Драматизм. Камни беды катятся с грохотом и человеческим воплем.

Каждую ночь просыпаюсь около пяти, иду в кухню, завариваю кофе, и со страхом смотрю на часы:
— Без десяти. Без пяти. Пять. Взрыва нет.

Поливаю цветы, крошу хлеб и высыпаю в кормушку. Сейчас прилетят мои воробышки.

Двадцатого сентября, в мой день рождения, Ася принесла огромный папортник.

Теперь у меня появилась забота: ухаживать за капризным красавцем; много поливать, полоскать листья.
Сейчас, как раз, передо мной это тёмно-зелёное создание, каждый день выбрасывающее тоненькие стрелочки с малюсенькими кулачками свернувшихся будущих листьев.

На тумбе в хрустальной вазе розы. Бледно розовые. На современном языке рекламы — Young Pink, «юный розовый».
Как отсветы, блики от вписавшейся в мою жизнь картины «Розовые горы» Стёркиной.
Вчера я была в её мастерской. Она и Софья Израилевна пригласили меня к обеду.

— Входите Лилия. Вы без машины? Как хорошо, мы немножко выпьем джин с тоником. Нора, помоги гостье снять плащ. Хотите надеть тапочки? Только они очень большие.
— Да я вся в них помещусь! Представляете, подхожу к вашему дому, обнаруживаю, что забыла карточку с адресом, расстраиваюсь. И, вдруг, вспоминаю все записанные там цифры, будто читаю: номер дома, этаж, квартира, код, и — писк, ручку вправо… Чудокакое-то.
Нажимаю кнопки, и вижу, что на панели замка именно они потёрты больше других. Если сосредоточиться… Может — и не чудо…
— Конечно. Кто задумает сюда попасть без приглашения, тот двери откроет. Правда, у нас ещё и сигнализация есть. Если что, появляются два милиционэра с карабинами. Всё серьёзно.

Сидим за столом:
— Лиля, вы так мало едите.
— Я, ведь, после лекции. Три пары. Тяжело. Студенты оттягивают энергию. Иссушают. Мне нужнокакое-то время побыть закрытой. Помолчать. Еда — тоже не очень соответствует желаниям. Но у вас всё так вкусно.
— К сожалению, это не «гефилтэ фиш». Мы с Норочкой любим осетрину. Покупаем её, уже приготовленную, на рынке у Савёловского вокзала.

Нора:
— Хотите подняться в мою мастерскую? Да. Не удивляйтесь. В квартире — только часть моей творческой жизни. Основная — проходит на девятом этаже. У нас там много мастерских. Художники. Иконописцы. Поднимемся на лифте.

— Какая толстая дверь.
— Сейчас открою. Прошу. Свет включать не буду. Смотрите, чудесная панорама города открывается из окон.
— Белорусский вокзал? Сколько света. Как красиво.
— Раньше я любовалась и Калининским проспектом, и гостиницей «Пекин». Теперь построили это чудовище современной архитектуры. И всё. Скала. Города как не бывало. Тут и места для такого дома, вроде, не было. Придумали даже термин: «точечная застройка». Целому предпочли частное.
Включим свет? Это моя тахта, где отдых оживляет мысли. Хочется работать, создавать, творить — вырываться в новые миры. Хотите кофе?

— Вот эту картину вы делаете для Черномырдина? О ней вы рассказывали?
— Да. Мне позвонил Степашин и сказал, что Виктор Степанович хочет в своём кабинете повесить портрет Петра Первого. Ему известно, что я написала целую серию таких портретов. И он хочет посмотреть мой триптих «Пётр-строитель». Степашин приехал, увёз всё, а потом вернул обратно. Сказал, Виктору Степановичу не понравилось: «Пётр с граблями мне не нужен». Теперь я делаю торжественный портрет по старинной миниатюре. Пётр с мантией и скипетром.
— Конечно. Черномырдину не нужна трактовка темы строителя с топориком на плече. Сияющий царь в трудовом порыве. Вокруг корабли, верфь… Где, кстати, он грабли увидел?
— Грабель на картине нет. Это — так. Просто, первое слово. Пришло ему на язык. Он и сказал. Добрый, простой человек.

Старый шкипер, Вицли Пуцли! Ты, приятель, не заснул?
Берегись, к тебе несутся стаи жареных акул.

 

Акция

2 октября

Или: как я провела субботний день.

Утро, солнце, за окном вихрь охры, тепло. Плюс восемнадцать.
Даник ушёл в институт, и я быстренько заняла его место за компьютером.

Открываю страницу — сайт «Отель у Максима».
Выхожу в открытый космос! В виртуальном кинотеатре сидит «Ыь». Только его одинокое имя высвечено в чате.
Элита: (это мой «ник»):
— Ыь, ты где спрятался? Аууу.
Ыь:
— Здесь я, здесь, чего расшумелась?
— О!
Заглядываю в «Инфо». Ыь, оказывается, зовут Юра и он поэт. Влезаю в его страничку.
Стихотворение «Женщинам». Про «гвоздь женской души». Песня о своих чувствах: «жаждую» чего-тотам. Слово трудное. «Жаждую», «жажду», а, может, «жаждю»?

Павел Андреевич возвращает меня на Землю:
— Ну чего ты играешься? Как девочка. В детство впала.
— О, как я «жаждаю», «жаждю»… Тьфу.

Конечно у моего мужа много важных дел.

А я уже в белом пиджаке, гремящая браслетами, сверяясь с картой на пригласительном билете, тороплюсь на выставку «Softwаre tools». Разработка программных проектов. Мне очень нравится рассматривать стенды, вглядываться в разворачивающиеся на демонстрационных экранах живые истории от замысла до выпуска «готового продукта». Сложности инструментального оснащения… Окунаюсь в профессиональную суету.

Выставка закрылась. Выхожу. Ветер. Ищу магазин, и покупаю мягкий шерстяной палантин.

Выбрала белый с голубовато-серебристыми тёплыми клетками.
Укутываюсь. Боже, как уютно. Пойти обедать в ресторан? Нет, лучше пройдусь. Я так давно не была на ВДНХ.

На площади перед главным павильоном — киоск в виде печи. Пекут блины. На огромных жаровнях. Прошу в мой блин насыпать сыр. И — чай. Девушка, блинопёк, спрашивает:
— Травкой посыпать?

На аллее сидит симпатичная бабуся с аккордеоном и поёт скабрезные частушки. Перед ней сумка с монетами.

Я сыта, мне тепло. Замечательный день.
Павильон номер 58. Синтезаторы…
Я купила! Пианино, гитару, ударную группу, саксофон. Всё это теперь моё. Я одна теперь буду целым оркестром.

По дороге домой рассказываю таксисту:
— В моей «Ниве» сгорел стартёр и, поскольку, в 89м году трудно было с запчастями, я продала пианино и поехала в Самару на рынок Жигулёвского завода. Привезла два стартёра. Представляете, тащила две тяжеленные железки. Две? Чтобы одну продать. Нужно же было компенсировать затраты.
Продать-то продала, но денег не получила до сих пор.

— А, хрен с ними, — сказал шофёр.
— Хрен? Наверное. Я быстро смиряюсь. Легко считать, что ничего и не было. Ведь у меня уже снова есть пианино.

Дома мою покупку не оценили. Ты, говорят, не одна тут живёшь, и нечего музыку разводить. И, вообще, слыхала, в Японии теперь свой Чернополь есть? А в Америке — эпидемия. «Чёрный Нил», называется. Сначала птички заразились, а потом люди.

Ну что ты будешь делать?

Меня спросили, с чем я ассоциирую мужчин. Не задумываясь, ответила — с пепельницей. Впрочем, женщин, теперь — тоже. С пеплом. Мне тут же напомнили про Велемира Хлебникова, провозгласившего себя высоко над миром, где люди пепельницы, готовые принять его плевки.

«Море ласковой мерой веет полуденным золотом.
Ах, об эту пору все мы верим, все мы молоды«!..

«Как-то так»…

 

В лучших традициях

13 октября

Большой, ярко рыжий кленовый лист вздрагивает и замирает под лёгким затухающим ветром. Остальные листья уже лежат внизу, где и сосредоточились сейчас все осенние краски.
Тепло. Сегодня твой дедушка, внучонок, снова стал старше меня. Между нашими днями рождения есть несколько дней, когда мы сравниваемся в возрасте. Иллюзия равенства, ежегодного равноправия…
Сотрудники подарили ему набор из трёх стаканов:
— Вот, Павел Андреевич, у вас теперь три мужика в доме. Пора иметь возможность «принять на троих».

К Тютчевскому — «умом Россию не понять… у ней особенная стать…» выражение «на троих» — имеет прямое отношение. Это одно из Российских присловий, понятных только живущему здесь человеку.
«Почётно», мой дорогой, что и тебя приняли в сословье «троих».

А вот ещё один иррациональный, закаляющий психику, эпизод.

Ася:
— Это невозможно рассказать, это можно только пережить.
Сидим мы за столом: я, папа, Данила, Аркадий с Мариком, бабуся.

И, вдруг, завыла сирена воздушной тревоги. Без дураков.
Настоящая, проникающая в каждую клеточку мозга.
Руки перестают слушаться. Пространство искривляется и сжимается. Воздух превращается в какой-то кисель.
У меня в голове пролетели все мои сомнения. Вот, дождалась. Мне же говорили, чтобы уезжала в штаты. А я до сих пор здесь.
Что делать? Хватать ребёнка и бежать из дома? Или хватать ребёнка и сидеть дома?
Малыш в это время, внимательно прислушивался и, наконец, философски изрёк: «У-у-у-у, улёт!»
Не надо, думаю, никаких «улётов». Только не это.
Бабуся включила телевизор. По всем программам — обычные передачи.

Данил:
— До костей пробирало. Я позвонил в милицию.
Там говорят: «Знаем, знаем. Не пугайтесь. Никакой войны. Это случайное включение».
На следующий день в газетах отрапортовали: «В южном районе Москвы из-за сильного дождя сработала сигнализация противовоздушной обороны».

Ася:
— Никакого дождя не было. Тихо и сухо.

Данил:
— Самое вероятное объяснение этому случаю то, что прошёл месяц после взрыва дома на Каширке.Кто-то включил на одном из пультов сигнал воздушной тревоги. Чтобы напомнить. Чтобы не забывали.

Меня в это время с ними не было.
Я… заказала столик в моём любимом ресторане «Парижская жизнь». На двоих.

— Что празднуем? — спросил метрдотель.
— День рождения мужа.
— А муж где? Ах, он — виртуальный? Понятно. Бывает.
Официанты меняли блюда, подливали вино в бокал «мужа».
Я слушала музыку, сопровождавшую фильмы Чаплина, традиционно развлекавшего посетителей этого ресторана с огромного экрана на стене.
И тут мне пришло в голову, что «маленький, незаметный человек» Чарли — совсем не такой, как представлялось до сих пор. Это агрессивный хулиган и задира. И чем-то он похож на… меня.
Да, да, вот эта сцена. Чарли стоит возле человека. Человека кто-то рассмешил. И он, смеясь, начинает, не замечая этого, толкать Чарли. Чарли терпит. Недоумевает. Расстраивается. Огорчается. Злится. И, наконец, сделав шаг в сторону, наносит «обидчику» удар. Начинается потасовка. Есть виновные?

Почему я не сидела со всеми за праздничным столом? Почему наслаждалась ресторанным уютом? Да, потому что… сама не понимаю… что-то в духе Чарли, только на женский манер.

Какое напряжение в доме. Оно со всех сторон. Внутри нас, между нами. Между нами и миром. Все мои попытки миротворчества входят в диссонанс с давлением уныния вокруг. Мне страшно. Я ничего не могу сделать. Мне непонятно, как жить. Как себя вести. Как разговаривать.
Господи, сделай что-нибудь. Будь милостив. Вразуми. Будь моим наставником. И я — по воле твоей…
Сирена воздушной тревоги — ответ? Намёк?

 

Натуральные компоненты

Октябрь, тридцатое.

Ночью на землю нападало что-то похожее на снег.
Какие-то заледеневшие дождинки.
Холодно. Промозгло. Деревья без листьев превратились в фэншуйские «отравленные стрелы Ша».
Хотя мне это не опасно. Мои друзья птички с умноженным энтузиазмом опустошают кормушку. Сидят на всех ветках, ожидая своей очереди.
Марик, как только тебя ставят на пол, внеся в квартиру, ты отправляешься на кухню:
— Пти-чк-и-чк-и!

У тебя хобби. Ко всем существительным добавлять суффикс «чк».
— Мамо-чк-а, папо-чк-а, Мане-чк-а, мыло-чк-а,ру-чк-а, ножка-чк-а, ложка-чк-а.
Ты, конечно, не все звуки в этих словах произносишь, но суффикс выделяешь с усердием.
— Данник-чк-а!
Много раз с удовольствием повторяешь имя любимого дяди, который смотрит на тебя с вдохновением и обожанием. Племянник-чк!

У тебя уже, дорогой мой, проявляется характер.
Пришли мы с тобой после прогулки. Ты, как водится, отправился в кухню и потребовал: «Ма, ма»! Перевод: «Дай, дай».
Мне нужно установить, что же мой внучонок требует. Одновременно его раздеть. Помыть ру-чк-и… При этом мне нужно переодеться и вымыться самой, наблюдая, куда этот фантастический младенец взбирается.
А ты продолжаешь, радость моя, требовать:
— Ма, бима-чк-а, ма…
Ручки мне не даёшь, крепко прижимая их к спинке стула, на котором стоишь возле раковины.
Приходится брать тебя, и по очереди проверять, что просишь:
— Это?
— Нет.
— Это?
— Нет.
— Это??
Радостные кивки головой, улыбка — шире не бывает.
— Печенье?
— Пече-чк-о!
— А кушать?
— Кушать пече-чк..

Что делать? Дать печенье? А суп? Дам сейчас это самое «пече-чк», а оно тут же исчезнет во рту, и ты опять с ещё большей настойчивостью провозгласишь: «Ма… чк!».

Я для тебя разложила раскладушку на ковре, и она стала полосой препятствий. Ты командуешь: «Ба-чк,голов-чк». При этом киваешь и простираешь вперёд руку.
Это означает: ползи под ножкой раскладушки, просовывая голову в пространство скобы. Я это проделываю с блеском, а ты сзади проталкиваешь мои ноги: «Ножк-чка».

Вечером пришла твоя мам-чк-а. И ей тоже было снисходительно доверено проверить свои пластунские возможности.

Марик, сокровище моё! Как с тобой интересно.

На прогулке мы пошли к, построенному двумя заводными соседскими мужичками, птичьему дворику. Они сделали настоящий теремок. Вверху живут голуби, а внизу гуси и куры.
Мы пришли, а гусей ещё не выпустили. Марик сорвал траву, просунул между прутьями загородки, и стал звать:
— Га, га!

Мужички, занятые столярными работами, не выдержали и выгнали гусей на улицу. Те, развернув свои огромные крылья, побежали к травяному подношению…

Вообще, внук, твои отношения с животными и мужиками становятся сюжетами.
Ася:
— Гуляли мы возле мастерской техобслуживания. А там живёт собака по имени Болт.

Мы купили колбаски и принесли псу. Его не видно. Марик зовёт: «Болт-чк, болт-чк», и протягивает колбасу в том направлении, откуда собака может появиться.
Вдруг, из мастерской доносится возмущённый голос тамошнего мастерового: «Болт, твою мать, чего лежишь, дрыхнешь? К тебе пришли».

Вскоре и сам Болти-чк появляется. Смущённо повизгивает и виляет хвостом.
Извиняется. Извиняется. Извиняется.

О том, каким образом измеряется пройденный путь.

«Когда колесо в своем движении увлекает за собою нижний барабан, зубец его при каждом обороте зацепляет за зубчики верхнего барабана и приводит его в движение. Во все отверстия кладут по круглому камешку, и делают одно отверстие с трубочкой под ним, через которую камешки, дойдя до этого места, падают по одному в медный сосуд под кузовом повозки. Каждый падающий камешек звуком своим возвещает о том, что пройдена одна миля».

Барбаро. «Комментарий к Витрувию».

Сорок дней до двухтысячного года.

У Мережковского есть роман «Воскресшие боги».
Изучая жизнь Леонардо да Винчи, он нашёл одну загадочную запись. Художник всю жизнь вёл дневники; записывал ежедневно свои наблюдения, чувства и события. Однажды он подробно описал прогулку по лесу с наблюдениями за полётом птиц.

В тот день пала власть Моро, друга и очень дорогого для Леонардо человека.
О беде, постигшей того, с кем проведены пятнадцать лет жизни, нет в записках ничего.
Мережковский пишет, что Леонардо больше интересовался углом разворота крыла птицы, чем судьбой наперсника.

Понять другого всегда трудно, но если переживаешь, то же самое, можно почувствовать, какие мотивы высказываний и поступков были подлинными.

Слишком сильное переживание, запредельная боль, страх, чувство необратимости, вот что стояло за скупостью свидетельств.
Защитить себя, приуменьшив значение событий. Отбросить на периферию сознания невыносимое страдание.

Мне страшно было взять ручку и продолжать свои записки. Мрачные мысли, трагедия неизбежного конца жизни.

Ну что за суета с этими репортажами?

«Из огня вышел человек, в огонь и вернётся».

Ушла в огонь прабабушка, Прасковья Фроловна, в восемьдесят восемь лет.

Последние ночи перед её кончиной я просиживала возле неё, взяв за руку. И она, тихо-тихо рассказывала о своей юности.
Сибирь, морозы. Чулочки, сквозь которые промерзают ноги, когда она преодолевала несколько километров до школы. Дедушка-священник, увлекавшийся астрономией. Долгие ночи разглядывания вместе с ним звёзд в чёрном небе. Дедушка за своё увлечение поплатился саном. Досталось несчастий и отцу: фабричный инженер дореволюционной закалки был арестован. У семьи отобрали квартиру. И девушке пришлось работать, чтобы содержать мать.
Прасковья Фроловна показывала мне записную книжку своей мамы. На фотографиях тоненькая, затянутая в корсеты, облачённая в пышные шёлковые платья, молодая грустноглазая красавица. Записи — сплошной стон. Имена двенадцати детей. Даты рождения и смерти. Жить осталась только младшая, тринадцатая дочь.

Прасковья поступила в институт, пройдя через отречение от родителей. Дочь врага народа не хотели никуда брать. Зато в Томске, где она училась, были лучшие профессора, какие водились в те годы в Советской стране. Ссыльные математики, физики и химики доносили материал студентам так, что они всю жизнь помнили самые прихотливые формулы. Прасковья Фроловна вместе со своими внуками с удовольствием решала очень сложные задачи. А химией владела так виртуозно, что занимавшаяся с ней Ася, побеждала на всех школьных олимпиадах и слыла лучшей ученицей по не так уж и любимому ею предмету.

Как хорошо, что я была рядом в её последние часы и успела с благодарностью повспоминать наши первые встречи.
Она из Киева приезжала, чтобы «кормить Павлика», сдающего очередные институтские экзамены. Высокая, доброжелательная, с гладко причёсанными на прямой пробор чёрными блестящими волосами. Каракулевая шубка красивыми фалдами вилась вокруг неё. Белоснежные, накрахмаленные воротнички на платьях, сшитых модисткой-немкой на развалинах третьего рейха в немецком городе Лёйна. После войны Андрей Андреевич был направлен Сталиным в Германию восстанавливать разрушенное химическое производство. Они прожили там несколько лет, впитав и сохранив привычки немецкого педантизма, оптимизма, порядочности, бытового аскетизма и безусловного трудолюбия.

Познакомившись со мной, она тут же пригласила «девочку, которая приглянулась сыну», к себе на каникулы. Мне не забыть первого впечатления от её дома. У порога лежал кипельно белый коврик. Постель, в которую меня уложили отдыхать, была первозданно снежной: шелковистый, мягкий сатин, отделанный тонким кружевом ришелье. Стол покрывался тугими крахмальными скатертями. На него выставлялись майсенские сервизы и серебряные приборы. Обстановка в доме была дружелюбной, разговоры неспешные. Длинные прогулки в лес за грибами, цветами и земляникой. Приготовление вкусной и красивой еды. Потом, уже перед свадьбой, она открыла сундучок с ворохом нежного перлонового немецкого белья:

— Выбери для себя, что подойдёт. Переделывай, подгоняй. Это всё твоё.

Да и царская сервировка постепенно в виде подарков переехала в наш быт. Мои подруги удивлялись, когда я на белой скатерти раскладывала тарелочки, салатники и соусники:

— Кто у вас посуду моет? Зачем ты всё это ставишь на стол?

В пятницу Ася с папой поедут в Киев похоронить прах рядом с захоронением Андрея Андреевича.

Мир осиротел. Ни мы, ни наши дети такими уже не будем.

 

Хоррор рок

«Её профиль, как сон тишины… Эту фразу комментировать сложно. Это всё равно, что раскрыть книгу, прочитать там первое слово «Вечерело». И попытаться что-то сказать. Сказать можно много. Вечерело, сосед Клавдий убил свою жену и пошёл пропалывать огурцы».

Автор неизвестен. Л.М.

Осень стоит слишком тёплая и капризная. Позавчера были сугробы. Во дворах из мокрого снега уже налепили баб. Вчера всё растаяло, и было странно снова видеть чёрную землю. Завтра обещают двенадцать градусов мороза.

Словесный шум:

Пустота, бессмысленность, бессодержательность дум, разговоров, оценок становятся всё очевидней.

В восьмидесятые годы мы жили неплохо. И, если бы не «поганцы», изменившие путь страны, всё осталось бы по-прежнему. Невозможно бесконечно оплакивать себя, следить за дракой «банд», стремящихся к власти.

Слишком простые, банальные мысли не дают возможность оценить уровень дегенерации, мракобесия, окружающих каждого.

«ПИАР» – вот слово, которым стали пользоваться, кажется, уже все. Кое-кто воспевает чёрный пиар, поддерживающий концепцию прогресса. «Либеральные реформы – это развитие, шаг в прогрессе», — убеждают они.

Говорят, что мудрецы никогда не упоминали прогресс. Они, наоборот, не сомневались: человек развивается путём регресса, отдаления от первосущности.

Если так пойдёт и дальше, то какой станет жизнь в будущем? Всё меньше натуральной еды, чистого воздуха, естественной природы и чистых мыслей.

Зло, распад, апокалипсис, утрата душевных и интеллектуальных навыков.

А где же доктрина любви, всепрощения, доброты, справедливости, духовного достоинства? Где герои, призванные восстать против торговцев?

 

Втыкалово

24 ноября

«Остались безмозглые, безликие рабы.
Они вещают, пророчествуют, предполагают»..

Урок правды.

Опять гололёд.

Войска окружили Грозный.

Ой ты гой еси, правда матушка. Всяк правду рассказывает по разному. Брат брата зовёт обманщиком. И доселе их внуки рубятся. А правда-то одна, да с разных сторон подъехали к ней молодцы. Началась песня от того, старорусского краю, а чем закончится, не знаю.

Печальная картина.

Нет драматических персонажей – переживающих события вертикально, чисто, с достоинством.

Очистительное добро, самопожертвование, героизм, подвижничество?

Утрачивается ощущение проблемы бытия на этой земле, в этом окружении.

«Злые и пошлые демоны сегодня конструируют жизнь. Уродливые, плоские, одномерные… хари».

«Примитивные, с тремя извилинами, занимающиеся только саморекламой».

У всех у них речи – по одним и тем же заготовкам. Все за социальную направленность, социальную справедливость. Национал-большевизм пропагандируется всеми.

«Все: либералы, западники, коммунисты, подлецы, мерзавцы, предатели создают отвратительное общество, развращают, гипнотизируют страну».

«Злостные вампиры, пауки, чудовища, палачи».

Если мы хотя бы отдалённо помним настоящее назначение человека…

То что?..

Нехорошо. Противно. Не по себе…

В магазинах уже начали продавать ёлочные украшения. В витринах появились ёлки. Наверное, приход нового тысячелетия будет встречен с особым размахом роскоши.

Появился новый внутренний разлад: праздники придутся на самый строгий православный пост. Что делать?

Священники объясняют – в советские времена праздник именно для этого и ввели, чтобы отвлечь от церкви. Если бы не отличия в летоисчислении, то новогодние встречи пришлись бы на святки.

Правильно писать к нему и к ней нужно так

«Начну чужими словами:

«Я желала б забыть все минувшее, да с минувшим расстаться мне жаль: в нем и счастье, мгновенно мелькнувшее, в нем и радость моя, и печаль».

Знаешь ли? Я нашла то, что дорого ценю в тебе (следует указать, что именно).

Лучше тебя, дороже и милее нет, ты мне мил был, как (следует как).

Вспомнила я первые слезы и первый твой поцелуй на руке моей. Вот уже два дня, как я живу без тебя (следует: весело, скучно, хорошо или о семейных обстоятельствах).

Прощай, целую тебя».

25 ноября,
Минус 18 градусов. Снег лежит на земле.

Чистое небо розовеет между нависающими углами домов. Они – первый стресс, нападающий на меня с утра.

«Свобода» снова вопрошает: «обладают ли российские женщины равными правами с мужчинами?»
Предложено задуматься, а не приведёт ли борьба за свои права женщин к необходимости защищать равноправие мужчин.
Всерьёз обсуждается комплекс неполноценности Марины Цветаевой, не любившей слово «поэтесса». И не лучше ли вместо слова «творец», говорить – «творица».

Слушатели отвечают, что раньше в нашей стране женщины и мужчины имели одинаковые права. Сейчас все бесправны перед существующим режимом.
Всё чаще женщины нужны только как продавщицы и танцовщицы, какое может быть равноправие?

Опять вспомнили библию – муж для бога, а женщина для мужа.

«Насилие это слабость силачей» — писал профессор Эткин. Профессора вчера похоронили.

Прошло уже 100 дней правления Путина.

Он – премьер модель. Всем понравился романтичный образ.
Оживший Саня Григорьев из Каверинских Двух Капитанов.
Упругая походка, лукавые глаза, в которых светится великая клятва: «Бороться и искать, найти и не сдаваться».
Мальчик из тайных грёз воспитанных и много читающих девочек.
Сразу поверилось, что новый герой, «чекист», «твёрдый кегебешник», «пойдёт вперёд не за хлебом». Он отправится «открывать новую страну – солнечные города, привольные сады».
Фразы Владимира Владимировича, оброненные в теледебатах, становятся крылатыми, знаменитыми, любимыми:
— Что вы будете делать, если забастовщики выйдут на рельсы?
— Выйдут? Сядут!

Впору вернуть на своё место памятник Дзержинскому.

Словарь:

Информационные риски. Финансовые риски.
Болезни, аварии, катастрофы, террористические акты, преждевременное старение.

А где же вечная любовь? Радость жизни?

Только что на кормушку снизошло совершенство.
Белая головка крылатого чуда покрыта чёрной шапочкой.
Глазки обведены тонкими миндалевидными полосками.
Лапки переступают с хрупким звуком тоненьких каблучков.
Реально ощущаю сконструированный памятью аромат жаркой летней высоты, надёжно согревающей крошечное создание в глубине распушившихся перьев.

Здравствуй, Нефертити. Как ты прекрасна!

 

Уллариу-у

26 ноября

2:30 ночи

Явь переплетается с ночными видениями, встраивается в мифологемы, конструирует события…

Я пообедала в ресторанчике «Катюша» на Ленинском проспекте и шла в сторону Гагаринской площади.
Перспективу улицы замыкало ярко красное небо с раскалённым кругом солнца посередине. Слева к этому пылающему оку тянется струна стелы Гагарина:
«Упрёмся в землю стопочками. И пустим вверх напряжение. Энергию – голени, бёдра, ягодицы, спинку, голову, руки. Вверх, выше, ещё выше»…

Свернула к метро, гололёд вынуждает идти осторожно, всматриваясь в дорогу. Что это? Вижу пятна крови, даже не пятна, а расплескавшуюся кровь. И везде на дороге, куда падает взгляд, бурые, свежие следы на белом снегу.
Понимаю, что это так со мной играет только что потрясшая меня картина зимнего красочного неба над Ленинским проспектом. «Красным» проспектом.

В метро на грустные мысли наводит молодая женщина с двумя малышами: «Сами мы беженцы. Простите нас, что просим помощи. Но нам нечего есть…»

Это правда? Да, собственно, какая разница. Скоро новый год, и эти ребятишки вместо того, чтобы готовиться к празднику, разучивать танцы и песенки, примерять костюмы зайчиков и клеить гирлянды, — топают усердно среди текущего мимо потока людей.
В серой, безрадостной, гриппозной толпе.
И сколько таких. Как это могло случиться?
Ведь совсем недавно невозможно было без подарков, без выставок детского рисунка…

Мне казалось, что я сплю. И вижу во сне то, что не может, просто, не должно присниться. Скорей бы сон закончился. Проснусь, и будет восьмидесятый год…
Но нет. В толпе я бодрствовала.

А сейчас ночью засыпаю под звуки приёмничка.
Время от времени в меня ударяют, то сладкие песни, то змеиный голос чаровницы Тины Канделаки: «Скажите. Скажите так томно, как только можете. Уллари-у-у. Стасюлька, ты меня слышишь?»
Стас Садальский сейчас в Париже, стоит на берегу Сены и поддерживает манерную беседу:
«Тут Андрюшка Эткин. От него только что ушла, наставив ему рога, Удовиченко».

А дальше модная пошлость сменяется голосом психотерапевта-сексолога.
Уже не понимаю, что и кому он рекомендует: в этот оркестр вступил голос Парамонова.
С анализом Розонова и Фрейда. Во взгляде «на Россию, стремящуюся к практике и чувствам скобцов».

А вот, наконец, настоящий сон. Какой-то выставочный зал. Человек – с которым я веду философскую дискуссию. Замечаю, что в зале ещё двое: один из них суёт руку в карман. Оружие. Явно вижу очертания пистолета. Дальше начинается убегание от «террористов». Возле двери – два «топтуна». Сквозь зубы: «Вон у тех… пистолеты. Бегите!» Вкус крови на губах.
Но бежать невозможно. Глаза закрыты. И мой спутник ласково тянет меня за руку…»

А-а-а, поняла, о чём этот сон. Вечером Даник, используя манеру Марика, оторвал меня от компьютера. Подошёл, взял за обе руки и, указывая в сторону кухни:
— Пойдём-мо, ма-мо, там компо-н-тик, булочка, пойдёмо.

Живём в двух измерениях. Одно влияет на другое. Какой-то священник объяснял, если мы видим пророческие сны, то они навеяны дьяволом, чтобы заставить нас – их воплотить. Мудрец советовал сны обдумывать и забывать.

А явь? Тоже забывать?

Сейчас выпью заваренный и уже подостывший чай. Разбаливается голова. Надо скорее снять очки. И – спать.

 

Указательный концепт

Началась зима мокрой землёй, без снега и настоящего холода.
Конец осени был таким холодным и метельным, что все запутались во временах года.

Дома тепло, очень хорошо топят.
Когда я сняла свитер и осталась в «топике» с голыми плечами, Марик похлопал одобрительно по моим рукам. И с улыбкой оценил: «Попа, попа…». Данил откомментировал: «Наверное, ребёнок считает, что открытая кожа называется «попа».

Мы, ведь, часто похлопываем упоённо атласную сладкую детскую попку.

Наш «ребёнок-учёнка» внимательно наблюдает и вылавливает из окружающей жизни образцы действий для себя. Он точно знает, что, когда, и с какой целью, он делает:
— Кинга, большая, зайчик, корова.
Птичка. Стичка…

Я повторяю с вопросом-переводом:
— Хочешь читать большую книгу?
В кормушке птички?
Играть со спичками? «Не бу-де-мо».

На прошлой неделе лёгкая паника возникла вокруг гражданина номер один.
Многие газеты сообщили, что «он умер, но это скрывают».
Странно… Последний шок произвела его странная бодрость на встрече глав государств в Турции. Подтянутый, энергичный, посвежевший и, главное, — с плавной быстрой и чёткой речью. Господин вызывал подозрение, что его накачивают наркотиками.
Но … он ещё жив.

Его противник Дума провела последнее совещание.
Девятнадцатого декабря – новые выборы.

 

Ингредиенты

7 декабря

Я купила газовую плиту.
Наконец-то, у меня, вместо советской рухляди с отваливающимися ручками, появился заграничный агрегат.
Сам зажигает газ, контролирует его поступление, печёт и жарит в гриле.
В доме теперь есть очаг. Может он больше нас объединит. Ведь очаг – центр жизни?

Сейчас уже крутится моторчик гриля, уютно горит огонь, огонёк, «негонёк, негонёчек».

Павел Андреевич перед тем, как вынести старую плиту, её разобрал.
Я сначала повозмущалась… зачем? Потом, когда он «неадекватно» разгневался, поняла. Мужчинам требуется, когда представляется случай, добираться до ядра: как это работает? Что там внутри?

А что «внутри» нашего дома? Как он выглядит?
Марик, давай прогуляемся.

Тяжелую, выкрашенную чёрным лаком дверь, перегородившую вход в подъезд, открыть трудно. Нажать одновременно три кнопки кода одной рукой. Второй – взяться за кусок металлического уголка, ударить ногой по нижнему краю. Задача требует сноровки. Часто ничего не получается.

— Получилось? Вошли?
Ничего подобного. Стук – будто сошлись ворота крепостной стены, и… кромешная темнота. Маленький тамбур между дверьми должен был, по идее, освещаться, но патрон и плафон кто-то «приватизировал», и теперь висят голые провода, отвечая за минуту страха, учащённого сердцебиения и шага в неизвестность.
Энергия жизни, думаю, бьётся здесь в истерике, мечтая убраться, откуда пришла.

Лестница на второй этаж. Площадка с разбитыми почтовыми ящиками. Кто их ломает? Зачем? И вот она! Дверь в святая святых, в нашу жизнь. Такая же железяка, как внизу, только грязного светло зелёного цвета.

За ней – крохотный тамбур с входными дверьми в нашу и соседскую квартиры. Коврики, коляска… и я всё пытаюсь выгнать в этот тамбур грязные огромные башмаки дедушки и дяди:
— Паркет же мокнет и портится. А на ковре мальчишке нравится играть.
— Не превращай квартиру в музей. Мы живём в России, здесь такой климат, что без грязи не обойтись.
И развешиваются шапки, шарфы, плащи. Открываются дверцы шкафа для просушки.

Чищу, тру, но ничего не помогает. Паркет испорчен. На коврике белые разводы от какой-то химии, которой посыпают улицы.

Да, радости трудно войти в наш дом через такие препятствия. Слишком их много.

И, тем не менее, у нас есть «уголок славы».

Войдём в самую большую комнату.

На стене, возле окна, под светом абажурчика, покрытого связанной прапрабабушкой «бабой Наташей» кружевной салфеткой, висят свидетельства достижений семьи.

Глава только что вернулся из командировки в Мурманск. Его приглашали на международную конференцию. Данил:
— Папа готовил справки о разрешении вывоза за границу разных материалов для докладов. Я удивился, Мурманск – не заграница. Он засмеялся: «Но конференция – международная».
Вот аннотация и золотая медаль с выставки, которая привлекла внимание специалистов по строительству судов на атомной энергии. Текст, кстати, сочиняла я.
На крючке висит «бейджик»: Андреев Павел Андреевич. Курчатовский Институт.

Публикация об Асиных постройках. Выставка. Представление к Госпремии. Присуждение стипендии Союза Архитекторов, как перспективному архитектору.

Статья из журнала с текстами чатов Данилы.

Папа:
— Сколько можно сидеть перед компьютером. Ты же не развиваешься. Закостенел совсем. Всё своё время отдаёшь бездельникам, с которыми болтаешь междометиями и символами. Ася:
— Зря ты их считаешь бездельниками. Они же – на передовой двадцать первого века. Фантаст Артур Кларк, предсказавший появление ПК и даже ошибку 2000, сокрушается теперь, что не запатентовал свои идеи. Был бы сейчас богачом. Следующий информационный век принадлежит Данилу и его «чатланам».

Я тоже чуть-чуть на стене славы представлена. Стеклянным треугольником и замысловатым лекалом для «обмеловки воротников и лацканов». Фотография, где я, похожая на Аэлиту, веду представление театра моды «Стиль» Рафа Сардарова. Жалко, что сейчас мало рукодельничаю. Когда загораюсь идеями, из рук выходят вещи, в реальность которых я и сама не верю. Как это у меня так получилось? Неужели это сделала я?

Сегодня купила Бурду – журнал мод. И весь вечер разглядывала новогодние наряды и предложения по украшению жилья к празднику.

 

Открытый кастинг

8 декабря

Среда.
Ноль градусов.
Ветки деревьев красиво опушены инеем.
Ася:
-Не поеду в Америку. Там такой волшебной зимы не бывает.
Аркадий:
— Скажите этой красивой упрямой дурочке, что я уезжаю навсегда.
Меня здесь ничего не удержит.
Я:
— А сын?
Аркадий:
— Сын подрастёт и приедет.
Ася:
— Ты живёшь в мечтах, в придуманном замке. Поезжай. Но меня не жди. Я останусь в России… И Марик тоже.
Я:
— Ты не ошибаешься?
Ася:
— Может быть и ошибаюсь. Но в Америку я не хочу. Пусть этот фантазёр едет. Он уже уезжал однажды. Пусть отправляется в свой новый поход за наградой.

Аркадий уедет в пятницу.

И, вот, я вижу тебя, Марик. И твоего папу – ещё вместе.
Аркадий:
— А что это за пузишка голая? Сейчас я руки помою и пузико пощекочу.

Начинается возня.
Мальчишка хохочет.
Аркадий в восторге.
Ася снисходительно наблюдает.
Я нарезаю и украшаю пожаренное в гриле мясо.
Дедушка следит за итогами дня по телевизору.
Данила – за компьютером.
Семейная идиллия.

 

Глобальный ребрендинг

10 декабря

В нашей стране не существует никаких финансовых, экономических или технических причин для использования американской валюты. Судя по аналитическим материалам, на территории России долларов больше, чем в США, а всего от долларовой массы, используемой в мире, мы завезли к себе треть.
Валютная биржа, Центробанк, падение и подъём курса – всё это уютный междусобойчик каких-то людей во власти. Страна дёргается и закатывает глаза, включаясь в зубцы неведомо кем и по каким причинам составляемых графиков.

Павел Андреевич:
— Что там с долларом сегодня? Не знаешь? Я видел очереди у обменных пунктов. По-моему, он сильно упал.
Я:
— Сегодня нигде не была, но вчера поменяла сотню за 2700 рублей. А паника уже давно началась: когда перестали принимать старые стодолларовые купюры. У меня есть несколько штук. Я их держала для равновесия. Неизвестно, какие перестанут принимать первыми. Вероятнее было, что новые деньги, напечатанные в США, специально для русских, в один непрекрасный день отменят.
Очереди – это нормально. Конец года. И у граждан и у предприятий огромная потребность в рублях. Балансы закрывают, покупают подарки.

Я на прошлой неделе чинила свои зубки и расплачивалась долларами. 110 долларов за пломбу. Сколько – моя пенсия? Ага, правильно. Тридцать долларов. Сколько зубов во рту человека?

Из-за долларов не смог на своём самолёте улететь в Америку Аркадий.

Он позвонил:
— Лилия Борисовна, вы придёте к нам завтра в десять? Я улетаю, и хотел, чтобы Ася меня проводила.

Когда я пришла, он сидел в халате над огромным раскрытым чемоданом.
Я:
— Зачем тебе такой чемодан. Сумку через плечо – и всё.
Ася:
— Там книги, подарки. Знаешь, как он приезжал из Америки сюда? С двумя такими чемоданами, наполненными подарками.

Я этого не понимаю. Зачем? Возиться с багажом, нервничать. Что у нас есть такого, чего нет у них, и наоборот? Какие подарки? Кому? Книги? Словари? Учебники?

Аркадий продолжает что-то складывать:
— Где мой свитер, родная?

Мы с малышом затеваем игру в «достать ногой до носа». Моя нога до моего носа не достаёт. А, вот, его ножка, до… моего носа – очень, даже легко. Папа, смотри!

Уходит папа под топанье башмачков бегущего за ним сына:
— Убежал.
Появляется в кухне. Хохочет:
— Прибежал.
И снова – из кухни, в кухню: «Убежал! Прибежал!»

Аркадий подхватывает его:
— Дай я тебя поцелую, сынок, — глаза его расстаются с любимым мальчишкой навсегда. «Убежал».

Вечером открываем на стук дверь: «Мамочка пришла».
Но за дверью – папочка.

— Что случилось? Почему ты не улетел?
— Опоздал на самолёт. Меня тормознула таможня. Я, как нерезидент, имел право провезти столько же долларов, сколько у меня было, когда въезжал. Пока бегал, пытаясь купить дорожные чеки, самолёт улетел.

Пришла Ася, глаза у неё сияли:
— Ну что, лягушка-путешественница, я, конечно, сочувствую тебе в неприятностях, но очень рада, что ты дома.

Да, мы все были рады.
Как Ася будет жить одна?
Она, конечно, справится с трудностями, но…
Даже кошка Макушка обрадовалась неожиданному возвращению. «Прибежал».

Жаль, что это только иллюзия. Уже есть новый билет.
«Убежал».

 

Стабильность

11 декабря

Суббота.
— Данил, давай пойдём, купим стиральную машину.
— Давай!

Магазинов много, выбор бесконечен. Лучше, когда много?
В магазине на Варшавке много не только техники, но и покупателей.

Никак не могу справиться с парадоксом – всё плохо, но жить стали лучше.

Продавцу говорю:
— Раньше стояла одна модель, покупай, думать не надо. А теперь не знаешь, из чего выбирать.
— Ну да, раньше купил, что продали, и мучайся. Сейчас можете подобрать любой нужный вам нюанс.
— Самый лучший «нюанс» это две кнопки: включил и выключил.
— Ну не скажите. Лучше, когда вы можете регулировать режим, температуру, скорость, количество воды… Да ещё – скидки. Да – подарок.

Домой мы пришли с оплаченной квитанцией и подаренной корзиной со всякими яствами. Мартини, кофе, конфеты – всё отличного качества.

Посмотрим, как поведёт себя машина. Её привезут, установят и проверят. Как в лучших домах…

Известная певица по радио говорит: « Всё сейчас хорошо. Так хорошо, что я молюсь даже: господи, пусть так останется, как сейчас. Только ничего не меняй».

А как же Чечня?
Сегодня объявили, что применят какую-то новую тактику, чтобы взять Грозный. Предложили «бандитам и мирным жителям» покинуть город.
Покинуть город, где совсем ещё недавно тоже мирно ходили по магазинам и покупали стиральные машины.
Господи, сделай что-нибудь. Так не должно оставаться.

Португальский самолёт разбился, врезавшись в гору.

В Загребе хоронят Хорватского президента.

В канализационном люке юго-запада Москвы нашли двух тележурналистов. Они погибли во время съёмок.

И выборы, выборы, выборы. А также суды, обжалования по ничтожнейшим поводам: кто-то кого-то оскорбил, не зарегистрировал для участия в предвыборных дебатах.

Травмы детей, играющих с некачественной китайской пиротехникой.

Ожидание повышения цен на масло и мясо перед Новым годом.

В Оксфордском словаре появились слова: House potato, Mouse potato: «Хауз потэйто» и «Маус потэйто».
Первое слово обозначает — сидящий перед телевизором, второе – перед компьютером.
Комп и телек. Домашняя картошка и мышиная картошка.

Похоже, в следующем тысячелетии ни к чему будет выходить из дома. Жизнь переместится в светящийся экран. Он будет солнцем и законом бытия. Всё всем покажут.

 

Безупречный сервис

Сегодня – 12.12. – двенадцатое декабря.
А завтра – тринадцатое, понедельник!

Снег сошёл полностью. Мокро. Опять появился чёрный цвет. Земля, ветки деревьев, вороны. Карр… Карр…

«На счёт – раз – берём трубку. На счёт – два – звоним в Домстрой!
И все бегом, шагом марш, покупать новую квартиру. А кто не купит, будет обклеивать деньгами старые стены».

Неправильная зима, придурошная реклама. Куда бежать? В «Домстрой»?

Павел Андреевич лежит на диване и читает учебник.

— Готовишься к экзаменам? – смеюсь я.

У сына сессия, и папа занимается больше, будто это он учится в институте.

— Да нет, я читаю «Системный анализ», студенты ещё его не проходят.
— А что это?
— Помнишь, в сказках царь посылал Ивана «пойди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что»? Так вот, в структурном анализе эта ситуация определяется как неформализованная задача. Машина с ней справиться не может. А человек – решает.

Интересно, что я тоже сейчас разбираюсь с системным подходом к жизни.
Читаю Алана Лакейна « Искусство успевать». Он формулирует эффективность, как выбор наилучшего варианта из имеющихся возможностей.
Со своей жизнью можно сделать всё, что заблагорассудится.
Вокруг нас варианты, альтернативы, возможности, требующие выбора.
И, если у людей появилось больше возможностей для выбора, то и давление – «сделать выбор» – тоже увеличилось.

Заявки на нашу личность. Факторы, неподдающиеся контролю.
Можно сберечь массу времени, если принять их во внимание и смириться с ними.

Эксперимент конца века:
Системный администратор первого января двухтысячного года войдёт в пустую квартиру и проживёт в ней год. Не выходя. С помощью интернета!

В России появился самосуд.
Жители городов сами пытаются справиться с ворами. Одного из них поймали, раздели догола, на груди написали «вор», связали руки и выгнали на улицу. Несчастный несколько часов бродил среди людей и был спасён… милицией.

Завтра собирается дума для ратификации договора об объединении Белоруссии с Россией.

Самая модная песня. Макаревич:

Не стоит прогибаться под изменчивый мир.
Пусть лучше он прогнётся под нас.
Однажды он прогнётся под нас.

Размечтались.

Тайный увещеватель

Понедельник. Ночь. 2:20.

За мной сваты приезжали
На седой кобыле.
Барахло моё забрали,
А меня забыли.

— Ну что ты, мама, всегда хочешь – как не бывает!

Лежу, слушаю по радио фонограмму фильма Михалкова. «Родня».
Наверное, я его уже видела в Советские времена, потому, что представляю сцены, известных актёров, великолепную Нону Мордюкову. Странная, нелепая жизнь.
Мне хорошо знакомы истошные дворовые крики: «Павлик, ну иди же домой». Ссоры. Пьяные голоса, фон советского быта. Проводы в армию. Марши. Так всё серо…

Но – как чисто! Тепло!

Фильм закончился. Переключаюсь на «Эхо Москвы».

И… понеслось.

Александр Лаэртский в программе «Монморанси». Игра от имени маленького фокстерьера, ангела с врождённой склонностью к пороку:

— Грудничок растёт и набирается всякого дерьма, которое мешает ему раскрыться.
Мать может наращивать пуповину и вернуться к вымявскармливанию.
Общество, состоящее из семьи, не имеет, как бы, права сегодня существовать.
Будущее за людьми-улитками. Как бы, гермофрадическое размножение.
Люди будущего, лишённые оволосения. Такая «мыслеформа». Как бы.

В доме, напротив, ещё много горящих окон.
На некоторых нет занавесок, или они не задёрнуты. Теперь всем всё равно.
Какая разница: все друг другу посторонние. Наблюдают без интереса. Безразлично.

Теперь никто не скажет: «Неудобно же. Люди смотрят».
Внушается:
— Не время, не время, не время любить…
Положи в стакан с водой на ночь свой протез зубной.
Пусть тебе приснится с яйцами птица.

Утро. Пьём кофе.
Даня:
— После кризиса стали жить лучше. Люди покупают технику. Холодильники, стиральные машины. А знаешь – почему? Потому, что поняли, что такое комфорт. Хотя наши квартиры не рассчитаны на это. Ставить негде. Видела, какой холодильник огромный продают? Что в него класть?
Я:
— Да, этот же вопрос я задала маме, когда в её израильской квартире первый раз увидела холодильник – шифоньер.
«Зачем», — говорю, — «тебе такой шкаф? Чем его можно заполнить»? Она ответила: «Вот пойдём в воскресенье на рынок, увидишь, чем».

В Чечне сбит самолёт.
Мне никак не удаётся представить себе эту стрельбу своих по своим.
Больно, невозможно думать, что те мои знакомые чеченцы, весёлые, остроумные молодые люди с рассказами о ждущих их в Чечне семьях, теперь составляют «расчёты бандитов». И их обстреливают артиллерией.
Нет, мне этого не постичь.

Вечером, оказывается, было покушение на Илюшенко – руководителя народного движения, соратника убитого в прошлом году генерала Рохлина. Уже нашёлся комментатор, рассказавший, что убийца «определённой национальности. Скорее всего – кто? Евреи заинтересованы…» И дальше – бред и чушь.

Распространилось, и стало вполне официальным словосочетание: «по понятиям».
У нас, оказывается, всё делается не по законам, а по понятиям.

Анекдот:

Едет на мерседесе крутой новый русский. Его подрезает большой самосвал.
Новый русский выскакивает: «Ты счас всего лишишься – дачу продашь, квартиру, последнюю рубаху снимешь». Водитель Камаза манит его пальцем к кабине своей машины, открывает дверцу, а там мешки с долларами: «Ну, что, сколько тебе надо?». Водитель Мерседеса теряет дар речи и, заикаясь, спрашивает:
— Ты кто?
— Новый русский.
— А я, тогда, кто?

 

Окаянные дни

18 декабря. Суббота.

 

Хорошо бы сейчас почитать записки Бунина в эмиграции. Может его мысли, объяснят происходящее сегодня…

В первый день после отъезда Аркадия, я утром приехала к Асе.
— Ну что, мать-одиночка, как дела?

Она сидела на коленях, опершись на локти, и рисовала. Лицо кислое.

В глазах на мой глупый, неуместный задор – закипающие слёзы:
«Я думала, он приедет в аэропорт. Походит там, подумает, выбросит билет и…».
Она неопределённо помахала рукой:
«Когда я его провожала, он, ведь, не очень был сосредоточен на том, что с ним происходит. Смотрел и не видел. Ни табло, ни объявления. Его, будто, это и не интересовало. Будто, всё и не с ним происходит. Вечером, когда вернулся, позвонил своему папе. Сказал, что опоздал на самолёт. Папа ответил:
— Шлемазл. Никто и не сомневался, что ты опоздаешь».

Марик выкатился из кухни на… пылесосе.
Оказывается, если вытащить «ненужный» мотор и прочие «зачем-то прицепленные к нему штуки», замечательная машина получается. Колёса отличные.

Кудрявый мальчишка сузил глазки и указал палкой на кошку.
— Кушка, годяйка!

Ася:
— Представляешь, он повторяет мои претензии негодяйке Макушке, в протесте «разобравшейся с обувью в коридоре».
Мальчик сполз на пол, взял меня за руку:
— Пойдём. Пам (там) компуте (в компьютере) машинка (установлена игра).
Забрался на стул, умело включил компьютер:
— Зажается (загружается), негонёчик.

Ася:
— Сейчас – «не будемо» – его любимое выражение Он мне уже двадцать пять раз это с утра сказал.
Марик:
— Мать!
Ася:
— Да, вот ещё и слово «мать» постоянно повторяет. Что означает – «дать».

Вечером, когда она вернулась с работы, попросила:
— Мамочка, не уходи. Что-то со мной не так. Еле добралась до подъезда. Шатает, морозит и сводит руки. Что это?
— Переутомление.

Ночью мы почти не спали. Марик плакал, отталкивал мои руки, отпихивал от себя Асю, требовал папу: «папочка», искал его, не находил и не хотел успокаиваться. Пока я не включила свет, и поставила в проигрыватель любимый им диск Аркадия с романтическими, нежными и умиротворяющими песнями Когена:
«Оу! Вере, вере, из май джипси вайф, ту найт?»

Утром Макушка принялась громко и жалостливо мяукать, когда обнаружила, что корм ей в миску выкладывает не хозяин…

_

В среду я приехала на занятие.

Несколько студентов из академии должны были сдавать зачёт.
Но их, почему-то, не было. Я открыла аудиторию, приготовила на доске зачётное задание.
Посмотрела на часы… Странно. Опаздывают? Все?
Вошедший проректор, всё разъяснил. Перенесли. А мне почему не сказали? А когда теперь? У меня все дни заняты. Семестр заканчивается.

«Ну и ладно», – успокоила себя. «Видно, это из-за того, что мне должны были оплатить этот курс после всех зачётов. А сегодняшний был последним. Теперь будут тянуть, пока само собой не отпадёт. Просто, мне опять за работу не заплатят. Добротная уловка».

Очень хорошо. Будем считать, что я эти деньги уже потратила. Зато, время освободилось. Пойду, поброжу по магазинам. Мне же кухня нужна.
На Ленинском проспекте магазины, торгующие кухонной мебелью – буквально на каждом шагу. Чего только там нет. И немецкая и итальянская и наша. В двух магазинах посидела с продавцами. Они представляются «дизайнерами-консультантами». Нарисовали варианты установки шкафчиков. Нужно всё тщательно промерить.

Сколько соблазнов. Я бы себе купила манекен. И торшер. И коврик в прихожую. И ванну «snow kissed coral», коралл в снежном поцелуе.

 

Хит-лист

Марик:
— Бимочка любимая, папа из дома убежал.
— Что… папа?
— Убежал…

Я потрясённо смотрю на Асю.
Ася:
— Это… не я. Я сама была в ужасе. Он что-то лепетал. Я прислушалась. Про папу. После нескольких повторений – поняла. Теперь, при упоминании папы, сразу реагирует: «Убежал. В Америку».

У Данилы семнадцатого день рождения. Юноша очень любит сладкое. Поэтому пеку пирог и забавные пирожки-штрудели.
Шоколадки, коробочки с конфетами, «киндерсюрпризы» складываю в большую корзину. И всё вместе упаковываю в огромную коробку с серебряным бантом. Ешь, не хочу.
Папа приносит похожую коробку, но – крошечную.
Именинник открыл её и замер. Потом шумно выдохнул воздух:
— У меня даже колени подкосились. Пейджер!
Сразу стал разбираться, как работает. Засел за компьютер, сделал программу переноса почты на пейджер.

«Какой дорогой подарок!» – восхитилась я, когда мы позже, обнявшись, бродили вдвоём по Москве.
— Мне хочется, чтобы он не чувствовал себя ущербным. Я, вот, был сейчас в командировке в Мурманске. Там в симпозиуме участвовало много молодёжи. И они все – с радиотелефонами, пейджерами. Век модных «гаджетов». Есть, правда, один тяжёлый факт. Я просчитался. Купил самый хороший сейчас аппарат. А его использование – это двадцать долларов в месяц. Моя официальная зарплата сейчас – шестьсот рублей… »
— Ты хочешь сказать, что теперь будешь работать на оплату пейджера?

Теперь в жар бросило меня. Я взглянула на своего мужа. Как он изменился.
Почему я этого раньше не замечала? Сгорбился. Углы губ опустились. Кожа на щеках и шее провисла. На плаще, ещё мною купленном в начальных перестроечных годах, не хватает пуговицы.
Так выглядит учёный, обладающий уникальными знаниями и умениями? Что-то здесь не стыкуется.
Глажу его по дивной шевелюре, сохраняющейся наперекор годам.
Однажды на встрече с однокурсниками кто-то произнёс тост: «За Андреева, у которого причёска становится всё гуще и ярче, когда у других она исчезает не по дням, а по часам!»

Празднование дня рождения сын с друзьями заказали в кафе «Ёлочка». После долгих переговоров напитки было разрешено принести свои: в заведении они слишком дороги. Заведующая согласилась неохотно:
— Принесёте какую-нибудь дрянь. Отравитесь, а на «Ёлочку» свалите.

 

Грани стиля ретро

20 декабря

«Моя подруга любит нежность лёгких разрезов скальпеля на выпуклости зрачка»

Сальвадор Дали

Понедельник.
Небо чистое.
Снег лежит белый-белый.
Сухо и очень легко дышится.

– Народ малахольный.
— А что такое малахольный? Это фамилия такая?
— Гоп со смыком – это буду я.
Ремесло избрал я кражу, и тюрьма скучает обо мне. Да-да.
— Деньги… нужны… до зарезу.
К богу в карман… я залезу. Я его намного не обижу…

В конце года персонажи, обруганные чёрными словами в его начале, были избраны в Думу. И Березовский. И Абрамович. Народу во власти приятны «авторитеты».

С утра девятнадцатого декабря толпы потянулись на выборы. Вечером Москва опустела. Было страшно идти по улице. Никого.
Все наблюдали за подсчетом голосов.
Телекомментаторы и председатель изберкома стали «звёздами».

Мне совершенно непонятно, что «электоратом» движет? Зачем они, обозвав всех кандидатов «сворой», с воодушевлением их поддерживают? Выбирают. «Отдают свои голоса».
Одновременно, правда, смеются. Распевают блатные песни. Обсмеивают «самых уважаемых».

Эмблема: в белом круге надпись «Правое дело».
Рисуют: в чёрном круге надпись белым «Тёмное дело». И в капле надпись красным «Мокрое дело».

Разговоры:

О психотронной войне: «У каждой радиостанции свой ритм. Воздействуют музыкой, песнями…»

В Думу вошли четыре бывших премьера. Каждый из них что-нибудь «развалил и уничтожил». Что подвигло людей за них голосовать?

Наспех была создана партия «Единство». Если послушать, что говорят, узнаешь: применялись «пиар-технологии». Страшный «чёрный пиар», навязывает людям мысль, что голосовать нужно за партию премьер-министра. Он из КГБ, настоящий патриот. А как же? Это нам понятно.
Так за что, всё-таки, голосуем? За привычное: за партию власти, за позицию жёсткости. Грубость и даже хулиганство. Наши.

«Раскрутка» в прохлаждающемся, расслабляющемся сознании обывателя, ни во что не желающего углубляться?

Павел Андреевич брился. Я спросила: «Куда собираешься?» Ответил: «На выборы».
— Зачем?
— Я люблю ходить на выборы. Пойдём тоже. Всей нарядной семьёй.
Данил:
— Пойдём, мама. Я, ведь, иду голосовать первый раз.
— Поздравляю. За кого выступаешь?
— Против всех.
— Да. Это самая просвещённая позиция. И бесполезная. Как любая другая.

В Москве выбрали снова того же самого градоначальника, действиями которого возмущались повсеместно. Почему?
Ведь, если бы они этого не сделали, он бы, в подготовке к следующему своему представлению народу, столько мог полезного сделать. Градоначальнику управленческого дара – не занимать.

А так… Мысль: куда они денутся? Проголосуют. Просто из тоски о правде в силе проголосуют.

Любовная лирика

.

В Зеленоградском винларьке пивом торговали девка и парень – она чуть трезвее, он чуть пьянее. Поэтому деньгами занималась она, с бутылками он управлялся. 
Минут пять назад он с кем-то повздорил, но ругани и злости у него хватило еще на добрый десяток покупателей. А там и был десяток, – вот-вот ларёк закрывать. Отдавая мне бутылки, он вдруг улыбнулся и с неожиданной почтительностью сказал:
 
«Пожалуйста, пейте на здоровье…». Видно, ему хотелось что-нибудь ещё сказать доброе, но слов не находилось. Он ещё раз улыбнулся и снова повторил то же самое.
 
А потом, вдруг, сменив улыбку с вежливо-ласковой на свойски-заговорщицкую, добавил:
 
«А Горбачёв пусть сдохнет!»
 
Пиво нашего времени.
 
Пиво предназначалось тебе. Оно ждёт тебя в моём холодильнике. Не затягивай ожидание, пожалуйста.
Твой М.

Фьюжн-сплав

22 декабря.

«Мы тогда играли как бешеные, в таком темпе, что слушатели не успевали ничего понять, уловить, что же мы играем. А мы играли для себя, быстро, изо всех сил, как и жили.
Тр-рам! Тр-ра-р-рам! Блямммс! И все кончено! Экспресс пронесся мимо, и лиц в окнах вагонов не разглядеть. Лишь пыль и мусор, осевшие на страницах газет».

Поклонники Дэвиса любили его экстравагантную одежду: натянутую на уши кепку с обложки альбома «Понять», зеленую рубашку с пуговицами и темные очки на обложке альбома «В ритмах Майлза». Увлекшись музыкой в стиле «фьюжн», слияния стиля кул, шаманского камлания и ритм-энд-блюза, он стал одеваться несуразно, и это даже интересно с точки зрения восприятия всей эстетики.

Ле Рой Джонс

Минус шесть градусов. Гололёд.

Войска продолжают воевать с Чечнёй. Уже погибло 400 человек, 1000 ранено.
Это официальные данные о боевых потерях.
На самом деле, потерь, наверняка, больше.
Страдания чеченцев без оружия не учитываются.

В Латинской Америке в Венесуэле наводнения.
Конец света наступил и для них – для 25 тысяч человек.

Газеты пишут, что власть захватила партия войны.
Не пришлось бы России заплатить за это в будущем.

В Доме Художника празднуют день рождения Ордена Куртуазных Маньеристов.
Созданный в восемьдесят восьмом году, построенный по законам рыцарского братства, он радует своих почитателей лёгкостью и весёлым нравом:
— Не унывай, не ной, не жалуйся.
— Принимай жизнь, как дар.
— Не гадь богам под ноги.
— Служи мамоне и Эроту – будешь толстым и богатым.

«Отстойник вечности».

Большим спросом в Москве пользуется унитаз в виде слонёнка.
Фирма, сочинившая это «чудо», привезла четыре штуки и для «прикола» оценила каждый в тысячу долларов.
Никто не ожидал, что для москвичей придётся поставить изготовление этого товара на поток. А «смешную» цену можно увеличить.
— Как?
— Легко!

Разговоры:

В России произошёл «номенклатурный термидор».
Партийное начальство «превратилось в криминалитет».
Начальники говорят: «Мы можем всё».
И это правда.

Процесс отбора

23 декабря

Погода опять сырая.

«На хрена нам война.
Пошла она на…
Ведь дома жена и бутылка вина».

Ольга Арефьева и её группа «Ковчег» – в Доме Художника.
Их блюз «На хрена нам война» появился на ТВ, и очень быстро был снят.
Власти объяснили, что песня неприлична и звучит слишком протестно.

Певица удивляется:
– Мы ничего такого не имели в виду. Написали детскую песенку с перчиком. Но, кажется, интуиция художника говорит больше, чем он понимает.

Всю ночь обстреливали Грозный. В районе чечено-грузинской границы ожесточённые бои.

Сегодня иду к своим студентам на финальную лекцию семестра.

Разбираем условие последней задачи; и я ухожу: пусть решают сами без надзора, используя ресурсы группы. Вернусь через час.
Целый год развивала в них интерес к предмету. Учила быть не школярами, а моими сотрудниками, которые, просто, пока не владеют профессией так же, как я. Чтобы сравняться в знаниях, нам над этим нужно совместно потрудиться. Поэтому часто даю возможность самостоятельно обнаруживать, как из всех своих «что я сейчас хочу делать», они с удовольствием выбирают желание учиться.

Отправляюсь… покупать смеситель.
В череде усовершенствований нашего быта – газовая плита с грилем и электроподжигом, современная стиральная машина и заказанные шкафчики с мойкой.
Всё, что я покупаю последнее время, вызывает у Данилы возглас:
– Ну разве вы с папой могли такое иметь дома в Советское время?
Папа согласен с сыном:
– Такие вещи разве что на ледоколах устанавливали.
Он, действительно, помнит этого класса оборудование на судах, собиравшихся в финских верфях.

Возле метро «Ленинский проспект» раскинулся рынок с невероятным выбором всяческой сантехники, осветительной арматуры, тканей и обоев.
Покупаю рулон самоклеющейся «рогожки». Почему-то здесь всё стоит, чуть ли, не в два раза дешевле, чем в магазине.

Возвращаюсь в аудиторию.
— А мы уже всё решили.
— Замечательно. Откройте тетради. Сейчас я пройду по рядам и посмотрю.

Но сначала запишите: Парообразование – это…

Приготовившиеся, было писать «коллеги», с удивлением поднимают головы.
Кто-то шепчет: «Сейчас будет прикол».
Вот именно! Диктую: Парообразование это образование тумана в голове студентов…
Отложили ручки, засмеялись, оживились. Игра увлекла. Снова начали писать:
Парообразование это образование тумана в голове студентов вследствие редкого посещения занятий.
— А ещё чего-нибудь в этом роде.
— Понравилось? Пишите: Пропускная способность студента это
максимальное количество распознаваемой им информации за … ?
— Единицу времени!

Спрашиваю, кто хочет сейчас получить зачёт и даже сдать экзамен. Такие находятся. Раздаю им экзаменационные билеты.
Результат чудесный.
Поставила пять пятёрок и восемь зачётов:
— Надеюсь, у вас настроение улучшилось? Мы уже пережили самый короткий день и самую длинную ночь в последнем году тысячелетия. После солнцеворота день прибавляется. Будет больше света и больше улыбок на лицах людей. Зимняя экзаменационная депрессия пройдёт.
— А можно справиться с плохим настроением?
— Конечно. Никто и ничто не может выбить нас из равновесия, если мы этого не позволим.

Хотя… Иногда нужно разрешить себе побыть в депрессии и погрустить. Как приятно бывает проливать слёзы. Только придётся научиться понимать, что это наше желание управляет настроением: «Вот сейчас я хочу поплакать. Как хорошо. Слёзы очищают. А теперь – всё. Хватит. Пора улыбаться».
Вообще, нужно научиться свои эмоции заключать в рамку между: «так, начинаю сердиться» и: «заканчиваю сердиться».

Никому, никогда не позволять управлять нашим настроением.
Самим брать над ним контроль, и под своим наблюдением разрешать себе бояться, гневаться, грустить, и радоваться.

 

Без правил

Мой М.

Прошёл год, как не стало папы. Я пишу тебе не для того, чтобы услышать соболезнование: да ты и тогда мне не посочувствовал.
Просто, послушай меня.
Я, ведь, больше не прошу тебя: «поговори со мной». Мне неизвестно, что ты делаешь с моими, впархивающими в твою скуку, новеллами.
Не получаешь? Не читая, выбрасываешь? Читаешь, а потом выбрасываешь? Развлекаешь ими «Наташ», сдаёшь психодамам для пополнения моей «истории болезни»?
Иллюстрируешь ими открытия твоих друзей-психотехников? А, может, обсуждаешь с очередной… «волонтёркой»… «Не отправляй меня, Гвидо, наверх. Смотри, какая я гибкая и какие ещё у меня крепкие ноги.»… Феллини, Восемь с половиной. Музыка Нино Рота.

Однажды папа меня отшлёпал. На его хмурое лицо упала прядка волос. И он стал похож на свой любимый персонаж, которым часто развлекал гостей. Он поднимал вытянутую руку, ладонью вниз: «Хайль!» и щёлкал каблуками. Все смеялись.
Тогда, поучая меня, он недоумевал:
— Смотри, ей, ведь, должно быть больно, а она радуется.
Мама меня у него тут же отняла. Но разозлён он был специально, чтобы заметил, и мамина жалость в планы не входила. Тут-то я и заревела:
— Хочу к гитлеру.

Мама рассказывает: когда, оставив папу, она со мной приехала к своим родителям и там познакомилась с интересным офицером, я никому не давала покоя, рассказывая, какой замечательный у меня папа. Это, вместе с папиными письмами, расстроило создание новой семьи, и мы вернулись домой.

Чем чаще выбираешь из памяти, застрявшее в ней прошлое, тем большими подробностями оно обрастает. И, наверное, уже мало похоже на реально происходившие когда-то события.
Что-ж, пусть жизнь постепенно становится сказкой. Чудо, когда есть импульсы для создания волшебного сюжета.

Любую мужскую красоту я сравнивала с одним идеалом – папой.
Прямые русые волосы. Взгляд умный: во все уголки проникающий настоящий синий.
У меня такой яркой голубизной освещаются глаза только, когда на мне синее платье. И в детстве родители любили наряжать меня в матроски и синие шотландки. А бант всегда сидел в моих косичках прозрачной фиалкой.
Папина улыбка не изменилась до старости. Когда я была с ним в Араде, заранее придумывала смешные истории, чтобы он улыбался.

Теперь я рулю по улицам, где он ездил с шиком, показывая, что нужно было бы сделать, чтобы взлететь:
— Этот рычаг на себя, этот вправо и: …летим, Люлька!
Он всегда был дерзким мальчишкой в длинном расстёгнутом пальто, подхваченном ветром. Он знал каждый уголок Москвы. Ходил пешком из Сокольников на Серебрянническую набережную, когда, проводив девушку, опаздывал на последний трамвай.
Каждый раз, заворачивая руль к, до сих пор сохранившимся, цехам завода у Холодильного переулка, я вижу удивительную картину: юноша-папа руководит постройкой каких-то немыслимых деревянных помостов, по которым прямо через окна будут выкатывать станки для эвакуации. Я ощущаю его возбуждение, когда он показывает, как установить только что придуманный им блок. Вокруг такие же пацаны, вынужденные взять на себя ответственность. Вместо, погрузившихся со своими семьями и пальмами в грузовые вагоны, « удравших серьёзных руководителей».

Завязки сказок. Сколько их.
Низко над крышами Управленческого – летающая учебная «Уточка»:
— Опять твой ухажёр, смотри, хулиганит.
И, потом – рассказы о наказании гауптвахтой за нарушение устава. Может такое быть?

Приоткрытую утром дверь помню. Из щели выглядывает голова огромной щуки, пасть открывается и «говорит» папиным голосом:
— Мы уже с рыбалки, а вы всё спите.
Шутки. Быстрым росчерком появляющиеся везде картинки с домиками и гусятками:
— Это наша труба, а это озеро, а это Люлька. «Ведь ты, моряк, Мишка, моряк не плачет.»

А вот мама, со слезами пришивающая пуговицы и оторванный карман после папиного возвращения с похорон Сталина. Ему всё нужно было увидеть своими глазами.
И он – видел.

Даже холод помню, когда мы с мамой стояли за какой-то дверью, на каком-то крыльце. Мама шепчет:
— Не дай бог, если он у Капы.
Капа работала в городской аптеке, и все дамы как-то странно произносили её имя.

И ещё. Я сижу на баке мотоцикла. За мной – смеющийся папа. Мы летаем по каким-то буграм:
— Сумасшедший, угробишь ребёнка!

Наконец, я впервые за рулём. На коленях у папы. Да. Он всегда жалел, что я не мальчишка.

Но было и такое. Его привозили после «сабантуя» в «Праге», или ещё где-то там. Он дурашливо, заплетающимся языком пытался мне объяснить:
— Вот видишь, Люленька.
А мама, утешая, его раздевала.

Были чертежи, много, много чертежей. Дымные споры о каких-то непонятных вещах, где он всегда в конце всех успокаивал, как видно, чётко сформулировав от всех ускользавшую мысль. Я думаю, он был гениальным конструктором.
То, за что он брался, становилось выполнимым. А брался он за всё.
Умел, не умел, неважно. Всё получалось. И как! А какую себе мастерскую он сделал в Араде! Чинил любую технику. От часов до автомобилей.
— Здесь живёт русский Борисович?
— Здесь. Только он не русский.
— Конечно. Нужно было приехать в Израиль, чтобы, наконец-то, признали тебя русским.

Дедом Борисовичем его стали называть внуки. И все так к этому имени привыкли:
— Ты смотри, как у тебя здорово получается. Прямо, как у деда Борисовича.

Старая фотография. Папе в кремле торжественно вручают медаль. Наверное, за доблестный труд во благо Советского Союза. Папа… Когда уезжали из Москвы, вынуждены были оставить родине всё: квартиру, машину, дачу, пенсии, даже какие-то серебряные мелочи, попавшие в статус предметов искусства…

Завтра я сниму все свои чёрные блузки, спрячу их подальше. Потушу свечу, и начну носить нежные платья. Только пастель и размытая акварель.

Мон ту. Я люблю тебя, а не твою жизнь, твои слова и поступки. Если нажать на подушечку под большим пальцем твоей ноги, погладить по внешнему краю стопы, добраться до пятки, а потом…

Они были счастливы, мои родители.
Если признать, что счастливый брак, это когда бывают разводы и новые свадьбы с одним и тем же человеком.

 

Арт-объект

25 декабря.

Протоевангелие.

Даниил:
– Смотри, мама, какое небо!
– Очень красиво. Это уже оно разгорелось, а на рассвете всё было совсем загадочным, чернильным. Только восточный угол был ярким, напряжённым малиновым сгустком …

Праздник – это состояние сердца, склонность ума, покой души.

Будет ли 2000 год праздником? Мир, покой, радость, свобода?

Ночь прошла в празднованиях рождества, несмотря на споры учёных «о дате рождения сына человека».
Вифлеем наполнился песнями «пришёл Христос, алиллуйа, Христос пришёл».
Наши «СМИ» тоже празднуют.
И будут праздновать седьмого января с православной церковью.

Беседы о жизни, вечности, любви, радости:
— Всё было идеальным, совершенным. Грех отнимает покой.
— Адам жил в Эдеме: не было холода, мороза. Всё было для радости.
— Бог общался с человеком в прохладе дня.
— Но вмешался враг. Обманщик, клеветник. Радость он превращает в горе, богатство в нищету. И совершилось то, что совершилось…
— Люди живут по правилу: один поражает другого в голову, а другой одного – в пяту.

Железные дороги объявили о скидках на билеты – сто процентов для ветеранов и одного из сопровождающих. Пятьдесят процентов – для студентов, многодетных матерей, пенсионеров.

Ася:
— Я решила съездить в Израиль, но столкнулась с препятствиями.
Оказывается, нужно иметь нотариально заверенное разрешение Аркадия на выезд за границу сына. Правда, говорят, что это ерунда. Платишь 5 долларов и…
Другое препятствие для получения визы – посерьёзнее. Нужно в Израильском посольстве занять очередь с пяти часов утра. Там какие-то невероятные толпы.

— Да, я слышала, что в Израиль сейчас ежедневно въезжают пятьдесят тысяч человек.

В Грозный вошли триста снайперов с тяжёлым вооружением.

В Храме Христа Спасителя приветствовали участников шествия по городам России с хоругвями, иконами, под знаменем Андрея Первозванного.

В Брянске актёры выступают бесплатно в благотворительном концерте.
Зрители платят много. Знают, или думают?, что деньги пойдут на новогодние подарки детям.

Французы назвали самой красивой актрисой Роми Шнайдер. Её облик заворожил уходящий век. «Шарм, обаяние и женственность и горе и трагический надлом». Двадцатому веку, как и князю Мышкину, нужно «в лице страдания много».

Террористы захватили самолёт в Индии.
Торгуются с властями, постепенно убивая заложников. Пассажиров там сто шестьдесят человек. «Надолго хватит».

Молва:
«Социальные зомби продолжают переваривать результаты выборов.
Навязанная им общественным мнением путаница восприятия совместилась с нежеланием самостоятельно вынести суждение».

Музыка:
— Ничто не проходит бесследно.
— Будет утро завтрашнего дня.
— Завтра будет лучше, чем вчера.

 

Археология будущего

27 декабря

«По словам модельера, он запускает новую, ориентированную на молодых людей линию.
Концепция коллекции отражает актуальные проблемы, с которыми сегодня сталкивается наша планета»
Pret-a-porter.

Ужасающий ураган пронёсся над Европой.
Больше всех пострадал Париж.
Можно себе представить, как ветер уничтожает пышные приготовления к праздникам.
Апокалиптическая картина именно во Франции.
Благодушно благоденствующей.
И от двухтысячного года ожидающей только блага.

Земля буянит. Поступь человека её истощает. Бездумно угнетаются тонкие, фантастически сложные механизмы самовосстановления природы.

Думала об этом вчера весь день, пока клеила обои в кухне. Уже привезли купленную мебель.
«Очень eвропрестижно. Сразу видно сочетание высокого качества, современного дизайна и приемлемой цены», съехидничал Данька.
Завтра всё установят.

Марик спит на раскладушке под ёлочкой. Малыш любимый. Я теперь «Бима» – от чаще всего произносимого слова.

Мне очень нравятся наши с ним диалоги:
— Бима, пойдём.
— Пойдём, дорогой.
— Играть.
— Играть будем, да?
— Кран.
— Кран. Мы из кубиков соберём кран.
— Кормить.
— Кормить. Будем кран кормить?
— Сыпать.
— Сыпать. Будем сыпать крошки, как птичкам. Пусть кран поест.

И так довольно долго. Я повторяю его слова, а он радостно кивает. Поняла!

Как он сегодня хохотал.
Громко, заливисто. Даже соседи заинтересовались.
Я и не ожидала, что его в такой восторг приведёт моя попытка поиграть в мяч способом, какой мне нравился в детстве.
Игра называлась «троечки».
По три раза нужно бить мячом об стенку: ладонью одной руки, потом другой, потом двумя. Затем две ладошки складываются лодочкой, и по очереди мяч отбивается: то рёбрами лодочки, то тыльными сторонами. А дальше мячик начинает отскакивать от лба, груди, коленок… И, наконец, бросив вверх мяч, нужно трижды повернуться вокруг себя. Кульминация! Внучонок, как же тебя это восхитило. Радость моя!

Ася позвонила:
— Мам, я сегодня не приду, ладно?
Схожу в магазины, куплю новогодние подарки и поработаю подольше. Мне фонтан к тридцать первому нужно закончить. Что-то, я не могу с собой справиться.
Всё-таки, эти последние два года были для меня слишком тяжёлыми.
А теперь ещё и Аркадий уехал…
Ладно, муся?

Ася проектирует фонтан. Забавно, что он поселится именно в той точке Москвы, где мы с Павлом всегда назначали свидания. На площади перед Чистыми прудами.

У всего есть какие-то переплетённые пружины во времени.

 

Пройденный этап

3 января 2000год.

Очень красивый снежный день. Солнце.

Гуляем.

– Бавай, бимачка, пуба!»

Всё очень просто:
– Давай, любимая, пробирайся туда.

Конечно, милый. Ты лучше понимаешь, что нужно делать в новом веке. Тебе там жить дольше.
Сменились все четыре цифры. Действо, окрашенное мистикой. Мы необычайные люди. Нам довелось через эту границу пройти. «На рубеже веков». Романтично.
Мы дожили. Человечество дожило.
Теперь пора оглянуться назад, чтобы выяснить, что там было самым-самым.
Что за события остались в прошлом столетии. Нужно осознать их значение. Понять потенциал. Ощутить ответственность.
– Бавай, бимачка!
Живи, действуй, продолжай, начинай, твори, радуйся, печалься, рискуй, работай, учись, суетись, думай. Иди смело «пуба». Всё возможно.
Избавься от старья: вещей, людей, мыслей, занятий, страхов, верований, ложных… опор.

Павел Андреевич:
– Как нам теперь поступать? Как быть?
Данила знает ответ:
– Предъяви пропуск в раскрытом виде.

___

Сейчас посмотрю в календарь декабря и вспомню его завершающие дни.

Последняя среда года, века, тысячелетия.
Комитет по Госстандартам объявил, что конец тысячелетия наступит 31 декабря 2000 года. Можно перестать сочинять решение проблемы конца века. В каком году праздновать? В 1999м или в 2000ом?
Начальство взяло ответственность на себя.
Но само, всё равно, продолжает путаться.

После удачных для «демократов» выборов, они, наконец, «заставили убраться из власти» своего господина. Днём 31го он объявил, что уходит в отставку, просит у народа прощение и уезжает в Израиль, в Вифлеем.
Народ решил – поехал каяться. И тут же придумал, что теперь никому не надо загадывать новогоднее желание. Оно уже исполнилось.

«Преемник» издал указ о гарантиях бывшему начальнику и его семье.
Народ подумал: боятся возмездия.
А чего бояться? Люд наш добренький. Как не пожалеть болезного человечка. Это он монстром раньше был. А теперь, гляди-тко, губы трясутся. Плачет. К тому же, молодой, который власть берёт, на Дзержинского похож.
– Люди добрые, идём к возрождению славы Отечества!
И, давайте, скорее; да не бойтесь так. Народ не передумает. Может, конечно… Только, некогда ему сейчас. Праздник.

Мне замена тоже понравилась. Хотя бы тем, что поздравление из Кремля и послушать и посмотреть можно. Праздничный звон бокалов и красивый яркий правитель лучше сочетаются.

Телевизионное прощание со страной. Можно было бы вычеркнуть очередной исторический персонаж из жизни, если бы ему не предоставили возможность красоваться перед публикой в статусе первого президента России.
– Борис Николаевич, кем вы себя сейчас ощущаете?
– Пе-ррр-вым!
В Большом театре его усаживают в царскую ложу и встают при появлении.

 

Секрет молодости

Бетховен. Гроссфуга.

Игры и свары, тем не менее, продолжаются.
«Выборная кампания». «Губернатора области лишают слова». «Обманы». «Электорат». «Чёрный пиар».
Тьма делается чернее. Мао Цзе Дун уже давно предупредил всех: «в мире ещё много беспорядка».

«Сангвинистическое свинство любителей власти». «Стремления пасти народы». Где всё это происходит? В жизни, или в церкви?
В сказке Лескова мальчик слушал священника. И после проповеди, не найдя вокруг подтверждения его словам, спросил: «Где же они – правда, любовь, благородство?»
Священник ответил: «Это всё в церкви, сынок. В жизни, по-другому».

А что я? Тепло. Спокойно. Любуюсь новой кухней, стираю в новой машине, пеку пироги в новой печи, экспериментирую с новыми драпировками, радуюсь игре с малышом:
– Аркадьевич едет… ту-у-у…
Мерцанье будущего, или миг прошлого? Я доверяю мудрости жизни.

С Новым Годом меня поздравил один из бывших Коломенских сотрудников.
Сейчас он член московского общества хоругвеносцев. Общества… чего? Хоругвеносцев, хоругвеносцев…

Пожалуй, я своё путешествие по стреле дней последнего года столетия, тысячелетия – закончу. Всё.

Хоругвеносец порадовался, что я вожусь с маленьким.
– Да это замечательнее всего. Все мы проходим через такую радость
. Первая улыбка. Целование. И нас когда-то зацеловывали.
Пока они лепечут, «мама-папа…», ветер времени сдувает с земли предыдущее поколение. Фффф… И – нет: ни неба, ни зари, ни свежего ветерка, ни ласточки, ни осенних красок, ни травушки-муравушки. Новое население берёт над всем этим власть.
Самые страшные катаклизмы совершаются в душе. Нет никакого смысла ждать глобальных катастроф для всего человечества. Каждый несёт в себе свой Армагеддон, отвечая за решения в собственной жизни.

Празднование Нового Года прошло под канонаду выстрелов и взрывов. Всю ночь палили и взлетали в небо фейерверки. Спать, конечно, под эти резкие звуки было нельзя. Ты, мальчишка, проснулся. Обнаружил накрытый стол, сверкающую ёлку, пирог со свечами в форме цифр складывающихся в число 2000. Когда ты запустил в это чудо руку, твоя мамочка сказала:
— Смотри, как меняются взгляды на воспитание. Полуторагодовалый ребёнок сидит за столом, уплетает чего-не-поподя. Меня, помню, спать укладывали. Даже представить было невозможно, что я вот так за столом с взрослыми окажусь. А к вину обещали разрешить притронуться не раньше, чем исполнится двадцать один год…
Давайте вынем эти свечи, спрячем их и будем, как реликвию передавать из поколения в поколение до трехтысячного. Берёшься, сын? Включишься в эстафету?

Путник читает надпись на камне:
«Налево пойдешь, не видать тебе радости в жизни. Прямо – останешься без счастья. Направо отправишься: не испытывать тебе гордость, не наслаждаться победой». Как поступить, куда идти?
И тут слышит голос с неба:
– Что стоишь?
Лети… Плыви… Танцуй… .

 

Послесловие.

2010 год.

Прошло ровно десять лет с тех пор, как день за днём события, разговоры и чувства начала третьего тысячелетия слетались в этот иронический, документальный роман.
Уже родились люди, которым суждено дожить до двадцать второго века.
Ищите драйв! Каждое мгновенье нашей жизни – вечность.

Людмила Макарова.

 

 

 

 

 

 

 

Comments

  • Если бы я был издателем, то именно с таким подзаголовком — «А мысль можно остановить…» — выпустил книжку Людмилы Аркадьевны Макаровой.

    Публикация «Модного дневника» не просто найдёт своего читателя, но и многим поможет (независимо от возраста, социального положения) лучше узнать и понять себя.

    Вот так мы и живём. Вся жизнь человека — это путь к себе.

    Людмила Аркадьевна Макарова — человек уникальный: художник, философ, педагог и просто очаровательная женщина. Нет, не просто очаровательная, а трепетная женщина.

    Владение словом и, самое главное, это основа её документальной повести (подчёркиваю, документальной), — мысль, которая заключена в словах.

    Небольшие главки, и все с подтекстом.

    Словом, читайте, размышляйте, радуйтесь и мыслите.

    Владимир Владимирович Шахиджанян.

    P.S. А ещё Людмила Аркадьевна — лучший преподаватель очной школы на фирме «ЭргоСОЛО».

    ЛюАр Май 20, 2015

Добавить комментарий

Ваш e-mail не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Сайт размещается на хостинге Спринтхост