Мы не знаем себя, мы, познающие, не знаем сами себя.

Для этого есть веская причина.

Мы никогда не искали себя — как же могло случиться, чтобы мы нашли себя?

Справедливо сказано: «где сокровище ваше, там и сердце ваше».

Сокровища наши там, где стоят «ульи нашего познания».

Неизбежно мы остаемся чуждыми себе, мы должны ошибаться в себе всегда. В силе остаётся для нас положение:»каждый наиболее чужд себе самому».

Настало время стать по отношению к себе «познающими».

 

Одиночество великого холостяка:

«Когда Заратустре исполнилось тридцать лет, покинул он свою родину и озеро своей родины и пошел в горы. Здесь наслаждался он своим духом и своим одиночеством и в течение десяти лет не утомлялся счастьем своим.»

(Фридрих Ницше «Так говорил Заратустра»)

1.Холостой мужчина — есть человек, ставший одиноким ради великой цели. Он выбирает служение этой цели и предпочитает его суетному общению с женщиной.

Непосредственное общение с женщинами он заменяет постижением абсолютной женственности, недостижимой в телесности нашего мира.

2. Кант и Ницше проделали над собой опыт великого холостяка. Как Холостяк переживает кризис?.

Одиночество Ницше принципиально отличается от одиночества Канта.

Кант упивается своим холостым бытием, он погружен в него, не испытывая необходимости в соборности и Музе. Божественная мудрость — вот та единственная женственность, которой он полнокровно обладает и которая заменяет ему бытие с женщиной.

Кант наполнен одиночеством-наслаждением,

Ницше мучительно тяготится одиночеством.

Ему недостаточно обладания мудростью. Такое обладание перестает быть для него ценностью. Он жаждет присвоения бытия, лежащего за пределами знания. Это бытие, находящееся для прежних поколений европейских философов в Духовном Бытии, Ницше пытается найти в самом человеке.

Он пытается найти его в общности однодумцев и разочаровывается в такой общности.

Обыденность человека отталкивает Ницше. И тогда он поворачивает вспять эволюцию человека. Он смотрит вверх. Так рождается Сверхчеловек.

Его рождение знаменует новую эпоху одиночества — одиночество вдвоем с призраком Сверхчеловека.

Для того, чтобы спастись от ужаса этого одиночества, необходим посредник между Ницше и Великим Неизвестным. Таким третьим становится Заратустра.

3. Ницше передает Заратустре своё одиночество и своё презрение к женщине и человечеству. Заратустра становится тенью одиночества Ницше.

Он становится символом одиночества Ницше и его мифом.

Заратустра одинок. Его одиночество усиливает одиночество Ницше.

Метафизический образ женского все больше меркнет в его глазах. И вместе с этим тускнеют глаза Ницше. Его ожидает бездна.

Заратустра — это образ, отнимающий у Ницше способность любить.

Любить что-либо, кроме одиночества…

4. Заратустра близок Ницше, он выражает Ницше. Но он, всё-таки, не Ницше. В нем одиночество Ницше очищается до максимальной красоты и трагичности. Это эстетизированное и озвученное одиночество.

Заратустра — это идеальный великий холостяк, лишенный драматизма.

И вместе с тем, одиночество Заратустры — не одиночество Сверхчеловека.

Заратустра — не Сверхчеловек.

Замкнутый в своём одиночестве, Ницше отчуждается не только от человечества, но и от последующей эволюционной ступени человека.

Такая эволюционная ступень может быть только андрогинной, соединяя мужское и женское в новом единстве.

5. Сверхчеловек для Ницше раздувается до удивительной абстрактности бытия, принимая в себя и власть и волю.

Заратустра для Ницше выходец из иного мира, лежащего вне и по ту сторону пространства и времени земной истории.

Но такая подобность слишком слаба, чтобы побороть бесконечное одиночество, рожденное отсутствием того, что находится над пределами эволюции «гомо сапиенс». Необоримое и властное это одиночество увлекает Ницше в бездну.

И в этой бездне Сверхчеловек обращается в дьявола, а Заратустра — в Антихриста.

6. Ницше гораздо глубже Канта заглянул в Бездну. Он экзистенциально наполнил доказательство кантовской антиномии о бытии.

Из двух дорог кантовской антиномии о бытии, он выбрал дорогу, ведущую в бездну одиночества.

И прошел ее до конца.

7. Ницше владеет стихией одиночества и наслаждается ею до тех пор, пока она не становится бездной.

Это происходит с потерей образа женственности. Теряя образ женственности, Ницше выхолащивает творческое начало (процесс) и становится абсолютным холостяком (результат).

Существование абсолютного холостяка приводит его к творческому безумию и эстетическому затишью.

Это не позволяет Ницше понять, что единственным выходом из сверхчеловеческого одиночества является познание человека.

Противовесом одиночеству Ницше можно считать одиночество Владимира Соловьёва. Его жизнь также протекает вдали от женщин, но с идеей и образом Бессмертной Женственности.

Вечная Женственность выступает для Владимира Соловьёва ипостасью андрогинного существа.

Соединение с женственностью приводит к преодолению одиночества.

Трагический аристократизм одинокого исчезает.

8. В образе Заратустры удивительно переплавляется образ капитана Ларсена — главного героя романа Джека Лондона «Морской волк».

Ларсен соединяет черты пророка, ницшеанского Сверхчеловека со своими реальными чертами — артистической жестокостью, насмешкой над бессмертием и безумной волей к подавлению и властвованию.

Платить за это ему приходится нечеловеческим одиночеством. Вся его воля к власти замыкается сначала в пределах корабля. А в конце — только внутри его тела, ставшего тюрьмой собственного духа…

Познание заявляет о себе, требует определения и определённого. Только это достойно философа.

Мы не имеем права быть в чём-нибудь разрозненными: мы не можем заблуждаться в розницу, мы обязаны находить истину.

С той неизбежностью, с какой дерево приносит плоды, растут из нас наши мысли, наши произведения, наши «да» и «нет», и «если бы » и «как бы»:

— Понравятся ли вам эти наши плоды?

— Какое дело до этого дереву? Какое дело до этого нам, философам!

— Имею смелость дать разные ответы, различая времена, породы, разные достоинства индивидов: целый скрываемый, развивающийся мир, подобный тайным садам, о которых никто не должен был подозревать.

— Как счастливы мы, познающие. При том условии, конечно, если мы умеем достаточно долго молчать!

 

Давно ищу подходящий повод предложить переименовать  психологос в «Ульи познания себя». От улья к улью: по сотам. Отовсюду приносить нектар и сладость нашего понимания смыслов жизни.